Комфорт и «болезни цивилизации»

Когда возникло представление о том, что комфорт — это благо и только благо, что человеку надо щадить себя и стараться беречь дарованную ему природой энергию? Трудно сказать, но, должно быть, в незапамятные времена, ибо все достижения цивилизации — изобретения, открытия — направлены в сущности на то, чтобы хоть как-то облегчить труд и жизнь людей. И, как мы видим, не без успеха. Наш век наделяют разными эпитетами — атомный, космический. А еще его, пожалуй, можно назвать веком комфорта. Городской транспорт, лифты, эскалаторы, телевизоры — все это создает удобства, экономит время. Но именно эти, такие, казалось бы, полезные вещи наряду с сидячей работой — между прочим, тоже достижение цивилизации! — привели нынешнее поколение к гиподинамии и в конечном счете к заболеваниям, которые прямо так и называются — болезни цивилизации.

Кстати, этот термин все чаще и чаще мелькает на страницах медицинских журналов. В какой же мере нужен нам этот столь желанный, но коварный комфорт? Стоит ли оберегать себя от лишнего движения, нагрузки?

В одной из своих монографий — с несколько непривычным для научных работ названием «Мудрость тела» — американский физиолог Уолтер Кэннон действительно раскрывает нам тайну этой мудрости. Она, по его мнению,— в гомеостазе, постоянстве состава крови и всего организма в целом. Правда, постоянство это относительное — от возраста к возрасту оно меняется. И все же в каждом возрасте есть свой гомеостаз, достигнуть которого можно лишь с помощью совершенного механизма приспособления.

Где только ни живут люди! И в ледяной Арктике и у знойного экватора, а температура тела у них всюду одинаковая. И состав крови, и некоторые другие «константы» — тоже. Как же удается организму сохранять это постоянство? Как приспосабливается он к бесчисленным, постоянно меняющимся условиям жизни?

Двумя способами. Первый — самый легкий: просто-напросто не замечать их. Есть, например, такие виды микробов — сапрофиты, на которые организм вообще никак не реагирует, словно их и в природе-то нет. Но на большинство раздражителей реагировать все-таки приходится. Имя этой реакции — стресс.

«В руках ученых,— по словам Гёте,— часто бывают части, но очень редко — священная связующая нить». Канадскому ученому Гансу Селье повезло. Он нашел эту связующую нить, когда заметил, что организм одинаково реагирует на самые разные болезни, разумеется, не считая специфических симптомов. Эту общую реакцию Селье и назвал стрессом.

С тех пор, как этот термин перекочевал из научных лабораторий в обиход, он приобрел не только широкую популярность, но и какую-то печально-грозную репутацию. Как правило, с ним связывают лишь тяжелые потрясения, кончающиеся чуть ли не инфарктом или инсультом. Иногда кажется, что само звучание этого слова наводит на мысль о мрачной губительной стихии.

Однако стресс — это далеко не всегда грандиозная встряска и дорога к гибели. Оказывается, стрессы организму даже необходимы. Это одно из важных условий его развития.

Разумеется, любой стресс — это трата энергии. Но если эти траты окупаются впоследствии энергетическими приобретениями, такой стресс организму только на пользу — он как бы обогащает его, совершенствует, делает еще более приспособленным к быстро меняющемуся миру. Именно об этом полезном, физиологическом стрессе и пойдет речь.

Если же раздражитель слишком сильный или длительный, он превышает приспособительные возможности организма. И тогда это уже совсем другой стресс — патологический со всеми его последствиями — трагическим саморазрушением, предельным истощением. Итак, стресс, безусловно, необходим. И, безусловно, вреден. Эта двойственность напомнила мне строки Симона Чиковани из «Гремской колокольни»:

Всему дана двойная честь
Быть тем и тем.

Поистине, стрессу выпала эта честь, если, конечно, слово «честь» в данном случае употребимо. В одном своем обличье это — драгоценный дар природы, но в другом — хлещущий бич.

Что же вызывает стресс у ребенка, когда он еще не родился и живет по лунному календарю, а не по солнечному?

Еще совсем недавно считали, что движение плода в материнском организме — занятие стихийное, без всякой цели и смысла. «Работы нашей лаборатории показали,— говорит сотрудник лаборатории М. Г. Немец, занимающийся проблемами внутриутробного развития,— что если бы не было этого движения, то не было бы и развития ребенка».

Известно, что ребенок получает питательные вещества и кислород из крови матери. Но получает их строго в обрез, ведь пограничная поверхность плаценты — органа, связывающего мать и дитя — не так уж велика. Поэтому младенцу приходится либо сидеть на скудном пайке, либо самому добывать себе «хлеб насущный», то есть, в буквальном смысле слова, пошевеливаться, чтобы кровь через плаценту бежала быстрее, а вместе с нею поступало больше пищи и кислорода. В конце концов, ему удается не только восполнить то, что он недобрал, но и прихватить лишку. За счет чего он и растет.

Конечно, острый недостаток кислорода или постоянное голодание могут погубить жизнь плода или задержать его развитие. Но самое интересное — что тормозит развитие не только крайний недостаток чего-либо, но и крайний избыток, так называемые условия комфорта.

Бытует мнение, что будущая мать должна есть за двоих. Но, оказывается, избыточное питание матери отнюдь не впрок ребенку: обреченный на бездействие, он появится на свет физиологически незрелым, плохо приспособленным к уготованной ему жизни. При этом и вес, и рост его могут быть абсолютно нормальными или даже выше нормы. Потому что отличия тут внутренние. Этим объясняется, кстати, почему явление физиологической незрелости долгое время оставалось незамеченным.

В лаборатории возрастной физиологии, впервые обратили внимание на то, что физиологические особенности ребенка не всегда соответствуют его возрасту. Кстати, число физиологически незрелых новорожденных из года в год растет. И сейчас в медицине проблема номер один, — по-видимому, не рак и сердечно-сосудистые заболевания сами по себе, а физиологическая незрелость — основной поставщик как этих, так и многих других недугов.

Разумеется, подвергать каждого новорожденного всесторонним исследованиям сложно. Решили ограничиться несколькими методами. Они учитывают частоту дыхания, сердечных сокращений, мышечный тонус и двигательные рефлексы, которые, кстати, особенно показательны. Ими вполне могут пользоваться и родители. Например, рефлекс Робинзона. Стоит вложить в ладошки младенца по пальцу, как он сожмет их с такой силой, что его можно поднять. А при раздражении подошвы ребенок тотчас же согнет ножки. Или пяточный рефлекс, который сейчас уже принято называть рефлексом Аршавского. Достаточно слегка надавить на пяточную кость, как младенец напрягается, вскидывает руки, а на личике его появляется гримаса плача, ничего общего, кстати, не имеющая с настоящим плачем. Все это происходит лишь с физиологически зрелым ребенком, а у ослабленного эти рефлексы либо плохо выражены, либо вообще отсутствуют.

Опыты на животных подтвердили обнаруженную закономерность. Крольчихам, готовящимся произвести потомство, давали полноценное, но не слишком обильное питание. И что же? Новорожденные крольчата оказались крупнее и тяжелее контрольных в полтора, а в отдельных случаях даже в два раза. Пробовали помещать крольчих в барокамеру с пониженным содержанием кислорода. И опять тот же результат: потомство у обделенных кислородом более рослое и упитанное, чем у контрольных крольчат. Парадокс объясняется просто. Чем меньше питательных веществ и кислорода получает мать, тем меньше их достается плоду. Это и вынуждает плод двигаться. В результате он оказывается вознагражденным сполна: ему удается получить гораздо больше питательных веществ, чем нужно для поддержания жизни.

Была проведена и другая серия опытов. Крольчих кормили, что называется, до отвала. В специальных барокамерах они с избытком получали кислород. Их кровь до предела насыщалась всем тем, что так необходимо будущему потомству. Словом, ему обеспечивали полный комфорт: не надо двигаться, не надо добывать себе пропитание. А результат оказался плачевным — новорожденные крольчата были не только мельче и легче контрольных, но и физиологически незрелыми, неполноценными.

Благодаря многочисленным опытам удалось установить и ту норму кислорода, которую должен получать плод, чтобы правильно развиваться. Оказалось, что она соответствует условиям на высоте Эвереста — величайшей горной вершины земного шара. А ведь это почти девять километров. Альпинистам, покоряющим Эверест, кислорода не хватает, приходится пользоваться кислородными аппаратами.

А ученые даже превышали в своих опытах этот уровень, то есть делали содержание кислорода еще меньшим. И что же? Плод адаптируется и к этим условиям. Но, разумеется, всему есть предел. И если перейти определенную границу, то плоду просто нечего будет добывать, как бы активен он ни был.

Выходит, некоторый дефицит в питании и кислороде — не ущерб, а благо для развивающегося организма. Это и есть тот самый физиологический стресс, который обеспечивает нормальный рост и развитие ребенка в этот особо важный период.

Так ли уж слаб новорожденный?

Первая неделя жизни — критический срок, начало всех начал. В это время решается, по существу, вся судьба человека — приспособится ли крохотное существо к новым условиям, сумеет ли преодолеть физиологическую незрелость, если она уже возникла, или, наоборот, она у него усугубится. А преодолеть ее можно. Ведь удалось же это сделать Гёте, Ньютону, Канту, Эйнштейну, родившимся, по-видимому, физиологически незрелыми.

Как вы думаете, что ощущает крохотное существо, появившись на свет Божий? Каково, так сказать, его самое первое и самое сильное впечатление? Прежде всего, пронзительный холод — резкий спад температуры, чуть ли не вдвое ниже прежней, привычной, что была в утробе матери. До прыжков, кроссов и акробатических трюков пока еще далеко.

Остается лишь беспорядочно, но зато и беспрерывно двигать ручками и ножками. И уж, конечно, небезрезультатно, ибо отныне функция терморегуляции возложена как раз на скелетную мускулатуру. В этом нетрудно убедиться: все мышцы новорожденного как бы сильно напружинены. Физиологи и врачи именуют это явление «сгибательной гипертонией мышц новорожденного». Любое же движение мышц явно на пользу ребенку: он быстрее прибавляет в весе, растет и крепнет. Увы, как часто, превратно понимая уязвимость и хрупкость младенца, взрослые стремятся обеспечить ему полный комфорт — держат в жаркой комнате, укутывают в бесчисленные одеяльца. Новорожденный кажется им чересчур слабым и беспомощным существом, которое вне стерильных условий не проживет и дня.

В действительности же это не так. Трудно представить, в каких только условиях не появлялись на свет дети! У финнов, например, ребенок рождался и жил затем целую неделю в бане, где температура доходила до пятидесяти градусов. Почему-то считалось, что в такой жаре, где все ткани тела становятся мягкими, очень легко проходят роды. Тунгуски же нередко разрешались от бремени во время перекочевок — под открытым небом и в сорокаградусный мороз. Новорожденный выдерживал все — и жару, и свирепый холод. Диапазон температур — 90 градусов.

Как же велики должны быть приспособительные возможности только что родившегося человека, если он мог вынести такие суровые испытания! Какими же надежными защитными механизмами снабжает нас природа!

Мы многим обязаны науке, вне всякого сомнения. Но, между прочим, и сами не остаемся у нее в долгу. Наш жизненный опыт, природный инстинкт, так называемый здравый смысл — их ведь тоже нельзя сбрасывать со счетов. Бывает, что и они подсказывают решение стоящей перед наукой проблемы. Так было и в том случае, когда физиологи открыли секрет этой недостижимой для машин надежности человеческого организма и назвали его «принципом функциональной избыточности».

Но почему же, спросите вы, истощается этот «запас прочности» у современного человека? Не потому ли, что сразу после рождения ребенок попадает в стерильные условия с постоянной температурой? Нет колебаний температуры — а это значит, что никакие природные механизмы терморегуляции ни разу не включаются в работу. День, неделя, месяц и… постепенно отмирают за ненадобностью.

Такое свертывание функции четко продемонстрировали первые длительные полеты в космос. В условиях невесомости резкие движения не нужны, даже опасны. И космонавты свободно «плавали», едва напрягая мышцы. А когда вернулись на Землю, то, выбравшись из люка, не могли даже встать. Пришлось заново учиться ходить. Надо было не только возвратить былую силу всем мышцам, но и восстановить работу вестибулярного аппарата. Орган равновесия в космосе тоже был не нужен — ведь в полете исчезали «верх» и «низ». По-видимому, природа очень дорожит своими законами, если без промедления наказывает за их нарушения.

Но в космосе это нарушения вынужденные, а на Земле? Ребенок, который боится простуды, не выйдет на прогулку в холодную погоду. Ограниченность в движении ослабит его мышцы. А мышечная деятельность — это ключ, «запускающий» генетическую программу клеток всего организма. Так вполне безобидное желание потеплее укутать свое чадо может привести к довольно серьезным последствиям. Сербские физиологи провели интересный эксперимент. В лабиринт с отдельными ячейками, в каждой из которых поддерживалась особая температура, запустили крыс, готовящихся произвести на свет потомство. Крысы могли поселиться в любой ячейке, но все, как одна, устраивались там, где было 15 градусов.

В лаборатории возрастной физиологии мне показали холодильник, обычный, только с окошечком и шкалой температур на дверце. «Если посадить туда взрослую крысу, — говорит сотрудник лаборатории В. Д. Розанова,— то она выдержит такое суровое испытание всего несколько минут. А вот маленькие крысята, которых мы с первых дней жизни приучаем к перепадам температуры, не выражают никаких признаков недовольства местом своего пребывания. Так же прекрасно чувствуют они себя и на снегу в институтском дворе. Причем в месячном возрасте эти выносливые крысы весят до 80 граммов, в то время как их обычные сородичи — 50—55 граммов».

Но, разумеется, крысы крысами, а человек человеком. Хотя они и удобная модель для изучения человека, как считают физиологи, но ведь всего лишь модель…

Определенно ответить на вопрос, какая же температура нужна новорожденному, ученые пока не могут. Эксперименты продолжаются. Но вот о верхней границе этого диапазона температур можно говорить уже с уверенностью: она не должна превышать двадцати градусов.

Наблюдения ученых показывают, что половину всего времени спящие младенцы проводят в движении. И это лишний раз доказывает, сколь важно оно для них. Однако многие взрослые и здесь,— разумеется, из самых добрых побуждений — мешают им двигаться, стягивая пеленками. Лаборатория возрастной физиологии не только восстала против тесных пут пеленок, но и предложила специальную одежду для новорожденных, в ней они в полной безопасности и в то же время абсолютно свободны: ножки и ручки могут как угодно двигаться, не пугая малыша и не травмируя.

Сколько крутить скакалку?

Ребенок растет. Он уже научился преодолевать силу земного притяжения. Сначала вертикально держать головку, потом сидеть, ползать, стоять и наконец делать первые робкие шаги. Теперь его мышцы уже не главные регуляторы температуры тела. Эта функция с них снимается. Но принцип развития — движение и еще раз движение — остается. Что же на сей раз вынуждает ребенка двигаться? Что выполняет роль естественного физиологического стресса? Древний как мир инстинкт: игра. Потребность играть так же естественна и необходима ребенку, как еда, воздух, сон. Правда, если его лишить игры, он не погибнет. Но подавленный инстинкт скоро заявит о себе отставанием в росте, физическом и интеллектуальном развитии.

В чем же физиологический смысл игры? Маленькому человеку, только что вставшему на ноги, прежде чем попасть в общество сверстников, надо пережить время «биологического контакта поколений», когда он общается только с родителями, воспитывающими его и обучающими сложным нормам поведения, которые пригодятся в последующей самостоятельной жизни. И обучение это происходит в игре, которая много дает ребенку и в смысле мышечной нагрузки и в смысле необходимой информации.

Видимо, не случайно Жан Жак Руссо и Лев Николаевич Толстой, жившие в разных странах и в разных столетиях, пришли к одному и тому же выводу: в раннем детстве человек приобретает так много знаний, как ни в какой другой период жизни. Ученые уточняют: до четырех лет он приобретает половину знаний, которые к семнадцати годам составляют общий уровень его интеллекта. 30 процентов — от четырех до восьми лет. Современный американский психолог Бенджамен Блюм склонен даже утверждать, что развитие умственных способностей вообще завершается в основном в дошкольном возрасте. В последующие же годы они лишь используются при усвоении новых знаний и умений, не меняясь и оставаясь даже у взрослого человека на уровне, которого он достиг к шестилетнему возрасту. Спорное утверждение. Бесспорно лишь то, что это время самого интенсивного развития умственных способностей, чувств и нравственно-волевых качеств. И тут игра незаменима. Через игру ребенок познает окружающий мир, она развивает его воображение, приучает к ручному труду.

Если бы не было игры, заставляющей маленькое существо двигаться, действовать, его нормальный рост и развитие нарушились бы. Опять же сошлюсь на опыты. Четырех- пятидневные щенки в достаточном количестве получали от матери молоко. Но некоторым из них вводили вещества, сдерживающие двигательную активность. И если вес остальных щенков превысил через месяц килограмм, то у этих лежебок он остался прежним, на уровне четырех-пяти дней, а если увеличивался, то крайне незначительно. Значит, пища не сама по себе определяет рост и развитие, а только в сочетании с работой мышц. Причем игра, движения не только развивают мышцы, но и как бы «вытягивают», укрепляют все внутренние органы. Словом, игра — это инстинкт глубочайшего физиологического смысла.

Когда ребятишки все время меняют игры, движения, занятия, их мышцы работают попеременно: одни напрягаются, другие расслабляются. Это и есть тот самый активный отдых, на важность которого обратил внимание еще И. М. Сеченов. Отдых! А не покой и комфорт, который стремятся обеспечить ребенку сердобольные родители. Как часто они делают все, чтобы малыш двигался как можно меньше: перекутывают, подолгу держат в кроватке или манеже, а на улице возят в коляске, не давая и шагу лишнего ступить. Спокойный ребенок радует: «никаких с ним хлопот». Подвижный считается бедствием: «ни минуты не даст посидеть». А бесконечные одергивания: «не беги — упадешь», «отдохни», «посиди», «постой спокойно»! На первом году жизни следят в основном лишь за ростом и весом ребенка и по ним судят о физическом развитии. И мало обращают внимания на крепость его мышц, подвижность, ловкость, координацию движений.

Позже, уже в школе, когда у ребенка обнаруживают плоскостопие, или искривление позвоночника, или общую мышечную слабость, ожирение — вот тогда родители начинают беспокоиться. А ведь начало всех этих неприятностей закладывается в том самом нежном возрасте, когда о них еще никто и не подозревает. «Самое главное,— резонно заметил как-то писатель Виктор Борисович Шкловский,— не пропустить в делах вчерашнего дня дел дня завтрашнего».

Не надо мешать ребенку играть, двигаться, резвиться, не надо его сдерживать. Лучше предоставить ему максимальную свободу, отказавшись от весьма сомнительного принципа: взрослый знает и может все, ребенок — ничего. Он сам определит, сколько ему прыгать на одной ножке, сколько крутить скакалку и сколько бегать вокруг дерева. Это заложено в его природе. Это, если хотите, естественная, предусмотренная самой природой физкультура. Не случайно у некоторых африканских народов бытует мудрое поверье: в течение дня детям не следует ничего рассказывать, иначе это приостановит их физическое развитие. Лишь вечером взрослые, прервав игры своих детей, рассказывают им сказки, учат пословицам и поговоркам.

Исследования детей ясельного возраста показали, что ребята, которых не ограничивают в движении, обладают большим запасом слов и употребляют их более осмысленно, чем те дети, которых обстоятельства вынуждают быть менее подвижными. А главное, процесс формирования понятий идет у них и лучше, и легче. Выходит, завтрашний интеллект ребенка и его сегодняшняя вялость имеют прямую связь.

Не так давно стало известно, что можно успешно использовать плавательный рефлекс новорожденных и научить детишек плавать с первых недель жизни. И опять внушительные статистические данные: более шестисот детей-амфибий, научившихся плавать раньше, чем ходить, превышали по умственному развитию тех, кто не обучался плаванию в столь раннем возрасте. Значит, если не заставлять малыша лежать завернутым в кроватке первые месяцы жизни, не ждать, пока исчезнет этот неупотребляемый рефлекс (это происходит примерно через три месяца), а попытаться его использовать, то ребенок будет успешнее развиваться не только физически, но и умственно.

Правда, все хорошо, если игра, движения носят характер физиологического стресса, ребенок слушается инстинкта и не перегружается. Но если родители заставляют крохотное существо часами плавать в бассейне, стресс становится патологическим, а напряжение слишком большим. К счастью, дошкольников редко привлекают к спортивным соревнованиям, и они почти не знают перегрузок.

Но вот ребенок пошел в школу. И нить игры обрывается. А ведь играть ему по-прежнему необходимо. И особенно в подвижные игры. Увы, в школе дети большей частью сидят, а дома — тоже: делают уроки. И это сидение — не что иное, как некая своеобразная форма комфорта, который вступает в конфликт с естественным инстинктом. С одной стороны — долгое вынужденное сидение, а с другой — многочасовые тренировки, соревнования, погоня за голами, очками, секундами. Спорт властно теснит подвижные игры. (А еще лучше занятие спортом будет если купить спорт пит — спотивное питание).

Казалось бы что тут плохого? Спорт — тоже игра, движение, азарт, положительные эмоции. Но это нечто другое, чем физическая культура, когда нагрузки на скелетную мускулатуру умеренны и не выходят за границы физиологического стресса. В спорте важно добиться результата. И поэтому, если мальчуган играет с товарищами в футбол и хорошо ловит мяч, то он уже, как правило, вратарь. И всякий раз, выходя во двор, он будет уже не просто играть, а непременно тренироваться, отрабатывать движения. А значит, работать у него будут одни и те же мышцы. Нет, спорт и физкультура — далеко не одно и то же.

Не спешите расти!

Сегодня весь мир озабочен таинственным явлением акселерации — тем, что подростки 14—16 лет стали выше на 15—20 сантиметров, чем были их сверстники сто лет назад. А половое созревание у них начинается в среднем на три года раньше. Если прежде юноши и девушки росли до 20—22 лет (именно в это время у них происходило окостенение эпифизарных пластинок на длинных костях), то сегодня у абсолютного большинства девушек рост прекращается в 16—17 лет, а у юношей в 18—19. В лаборатории возрастной физиологии моделируют и воссоздают самые разные условия жизни подрастающего поколения, наблюдая при этом, как сказываются они на росте и развитии молодого организма. Но пока еще ученые не располагают достаточным количеством данных, чтобы заявить нечто категоричное и определенное. Ведь проблема акселерации чрезвычайно сложна и многопланова.

Впрочем, многие специалисты начинают уже склоняться к выводу, что акселерация — следствие того же комфорта. Кстати, акселерация далеко не у всех вызывает тревогу. Напротив, ею восторгаются. Как же! Она — яркое свидетельство хорошей, сытой жизни, возросшего благосостояния. Да, нынешние дети растут не по дням, а по часам, вернее, не растут, а вытягиваются в высоту. Но, увы, у акселератов замечены не очень правильные соотношения между длиной тела и окружностью груди, размерами сердца. Масса сердца, как правило, не пропорциональна общему весу тела. Она значительно меньше. А ведь вес сердца зависит от особенностей развития скелетной мускулатуры. Взять хотя бы кроликов и зайцев. Их вес и размеры одинаковы. Однако у проворного и бойкого зайца сердце втрое больше и тяжелее кроличьего. Кролик меньше работает мышцами, оттого у него и жизненно важные органы меньше, а жизнь короче.

Кстати, о продолжительности жизни. Известно, что среди млекопитающих представители гомо сапиенса — единственные, у кого так поздно наступает половая зрелость и так длителен период роста. И это не случайно. Человеку надо успеть не только «построить» свое тело, но и создать самый совершенный в природе мыслительный аппарат — головной мозг. Вот почему мы достигаем полноценной половой зрелости лишь к двадцати годам. А между тем есть определенная связь между периодом роста и продолжительностью жизни, на что указывал еще известный французский ученый и видный деятель Парижской коммуны Гюстав Флуранс. Чем дольше организм растет, тем дольше живет. При акселерации же половое созревание происходит раньше, и это, по-видимому, должно сократить жизнь.

В тридцатых годах прошлого ХХ века английский исследователь Мак-Кей проводил своеобразные опыты с месячными крысятами. Они получали пищу, богатую белком, но малокалорийную. К годовалому возрасту животные сохраняли вес и размеры двухмесячных крысят. Известно, что крысы в полтора года обычно начинают стареть и дряхлеть. А вот подопытные «голодающие» в три — три с половиной года вполне благополучно здравствовали. И прожили они на свете не два с половиной — три года, как чревоугодницы, а четыре-пять лет. Ученые из лаборатории возрастной физиологии повторили опыты Мак-Кея. Они полностью подтвердились. Более того, оказалось, что крысы, сидевшие на диете, больше двигались и были «умнее» контрольных. Первые признаки полового созревания появились у них не на 50— 55-й день, а только в шесть-семь месяцев. Словом, они продвигались на пути к зрелости гораздо медленнее, что и сказалось на продолжительности их жизни.

Итальянский клиницист профессор Р. Паолетти считает, что и детям некуда спешить с развитием. Главное — не стремиться закармливать детей. Пусть они не будут такими уж цветущими и упитанными, зато у них будет меньше жировых клеток, которые на протяжении жизни требуют все больше и больше пищи. Ретардация — некоторое совершенно безвредное замедление развития,— по-видимому, отдаляет период полового созревания, задерживая, таким образом, наступление старости, и дарит основательную порцию жизни.

Тренер — движение!

Некогда человечество сумело выстоять в невероятно суровых условиях жизни, а теперь не выдерживает комфорта. Быть может, потому, что трудности, разумеется, если они не чрезмерные, закаляют, а комфорт размягчает, ослабляет? Не случайно, наверное, возникла когда-то молитва мореплавателей: «Пошли мне, Бог, берег, чтобы оттолкнуться, мель, чтобы сняться, шквал, чтобы устоять».

Человек создал как бы вторую природу — духовную и материальную культуру: мир книг, машин, городов, телевидения, интернета, электричества, космоса… Но подготовлены ли мы к жизни в этом мире? В последние десятилетия взаимодействие человека с окружающим миром приобрело совершенно иной характер, чем за миллионы лет предыдущего развития. Между тем генетическая программа нашего существования осталась прежней, сформировавшейся еще на «старой основе», от которой мы так резко уходим. Увы, она не может меняться со сверхскоростью социальных и научно-технических революций. А за «измену» медленному ходу эволюции приходится расплачиваться.

Как же приспособить организм к столь непривычным для него условиям? Только постоянной тренировкой всех его систем. И лучший тренер здесь — движение. Физиологи прошлого века отождествляли человека с машиной. А, как известно, первые обороты машины — это уже начало разрушения. Физиологи современности избавили науку от этого заблуждения. Не будем забывать и мы, что работа для нас — это толчок к развитию.

Автор: Н. Федотова.