Философия и астрономия. Или астрономия глазами философа.

Что привлекло мое внимание к вопросам астрономии и сделало меня, профессионального философа, любителем астрономии? Меня часто спрашивают об этом. В шестом номере «Вопросов философии» академик В. А. Амбарцумян в статье «Проблемы современной астрономии и физика микромира» прекрасно разъяснил, какое значение для современной космологии и космогонии имеет философский аспект изучаемых в них проблем. Но позволительно и даже необходимо задать тогда следующий вопрос: какое значение для современной философии имеют знания, добытые астрономией?

Историческая тесная связь философии с космологией и космогонией общеизвестна. От античной эпохи до конца XVIII века крупнейшие философы глубоко вникали в проблемы астрономии. Объясняется это неразделенностью областей философского и естественнонаучного знания того времени. Те же люди, которые создавали первые философемы (философские системы), стали авторами первых космологических и космогонических построений. Пифагорейцы были философами и математиками, философами и астрономами. Они создали первое приближение к гелиоцентрической гипотезе. Философ Аристотель, опиравшийся на результаты Эвдокса и других математиков, разработал геоцентрическую систему. Математически оформленная и завершенная астрономом Клавдием Птолемеем, она господствовала над умами арабских и европейских ученых вплоть до эпохи Коперника.

Философ, физик и математик Декарт разработал умозрительным методом новую космогонию солнечной системы. Философ и ученый Кант сделал то же, опираясь на гравитационную физику Ньютона. Для всех этих мыслителей астрономическая проблематика была неотъемлемой частью их собственной работы. Вопросы космологии и космогонии интересовали их как таковые, по их существу, а не только в силу значения, которое исследование этих вопросов может иметь, например, для теории познания или, если брать шире, для философского мировоззрения.

Специализация научного знания закономерно ослабила эту тесную связь между философией и астрономией. Современная космология и космогония развиваются не философами, а учеными-астрономами. Вопрос, например, о бесконечности или конечности Вселенной в конечном счете может быть решен не как вопрос философии, а как вопрос физики и астрономии. Вопрос об обитаемости других планет солнечной системы — также вопрос астроботаники, астробиологии, но никак не натурфилософии.

Однако неподвластность специальных астрономических исследований никаким философским предуказаниям вовсе не означает и не должна означать, будто отныне для философии чуждо и безынтересно развитие современной астрономии. Как раз наоборот. Современная космология (то есть теория строения или структуры мироздания), а также современная космогония (или теория возникновения и развития галактик, звезд, солнечной системы) дают современной философии могучее орудие для обоснования ее важнейших положений.

Укажу только на один вопрос, именно тот, который и привлек меня лично к астрономии и сделал в моих глазах изучение ее методов и ее результатов, доступное мне, любителю, неотразимо пленительным и философски вдохновляющим.

Человек, стремящийся познать и понять строение Вселенной, поставлен в трудные условия уже самим положением Солнца и солнечной системы в нашей Галактике. Источником значительной части информации, которую мы получаем от материальных объектов, движущихся во Вселенной — галактик, галактических туманностей, звезд, — являются испускаемые ими лучи. Однако вследствие существования в мировом пространстве межзвездной материи лучи эти в своем пути по направлению к нашему глазу или объективу телескопа, объективу фотоаппарата, помещенного в фокусе телескопа, частично поглощаются, ослабевают в своей силе. Это обстоятельство затрудняет точное определение расстояний, отделяющих нас от внешних галактик, например, от Андромеды, соседней с нашей Галактикой.

Далее. Динамический центр нашей Галактики, который был бы видим нами в направлении на созвездие Стрельца, скрыт от нас мощными облаками поглощающего свет межзвездного вещества. Мы не видим непосредственно, каково строение, звездное население этой области, каковы концентрация, состав этого населения. Нам трудно установить, обладает ли наша Галактика раскручивающимися спиральными ветвями наподобие тех, которые великолепно видны в других внешних галактиках, более благоприятно ориентированных относительно нас в мировом пространстве, например, в созвездии Треугольника.

Можно сказать без преувеличения, что в значительной своей части развитие новейшей астрономии было развитием в высокой степени эффективных и остроумных сложных методов, с помощью которых наука успешно преодолела, преодолевает и будет преодолевать трудности и, если так можно сказать, «субъективные» аспекты, на которые астрономы, казалось, безнадежно обречены самим положением нас, то есть Земли и Солнца, во Вселенной. История современной астрономии — история победоносной борьбы с этой ограничивающей знание «субъективной» позицией земного наблюдения. Это история превращения непознанного в познанное и познаваемое, невидимого в видимое, искаженного «помехами» мировой среды с ее частицами вещества, поглощающими и ослабляющими свет, в объекты, освобожденные от этого искажения.

Начиная с великого деяния Коперника, развитие астрономии было триумфом человеческой мысли, преодолевающей узкий и тесный горизонт того, что может быть постигнуто непосредственным чувственным восприятием, усмотрено с позиции, предоставленной земному наблюдателю местом Земли в структуре Вселенной. История астрономии — история опровержения агностицизма в одной из областей, в которой если не принципиально, то фактически он казался особенно неуязвимым.

Поэтому я счел своим долгом философа посильное мне изучение астрономической литературы. Именно сознание этого долга сделало меня любителем астрономии. Неотразимо желание видеть хоть ничтожную часть астрономических объектов, доступную небольшому телескопу. Любительство — это не только результат философского влечения, но и источник высокой интеллектуальной радости.

Автор: В. Асмус.