Камни и деревья Армении

Бурное прошлое у нашей планеты. Вулканическое. Время по большей части успело — за сотни и десятки миллионов лет — прикрыть давным-давно застывшую лаву, эту отвердевшую кровь Земли, прикрыть глиной, песком, а часто еще и лучшим из природных нарядов — живой зеленью. Но не везде следы вулканизма сглажены водой и ветрами, замаскированы и убраны с глаз долой.

Вот в Армении — ходят волнами каменного моря отроги хребтов, взгляд падает в пропасть, как в провал между двумя такими волнами, базальт на крутом склоне до сих пор помнит, как он тек, и по-прежнему словно струится застывшим и угловатым, но потоком.

Всего миллион, полмиллиона, триста тысяч лет, как отшумела та сотня вулканов, что заполонила своими лавой и пеплом большую часть нынешней территории Армении. Вот как недавно смогли здесь начать животворные силы солнца, воды, воздуха борьбу за превращение камня в добрую плодородную почву. И уже совсем недавно пришел на помощь солнцу, воде, ветру — и жизни — самый сильный их союзник, человек.

В десятки названий городов и сел входит здесь гортанное «дзор». Дзор по-армянски — ущелье. И сколько городов теснится на дне ущелий, карабкается на их стены, порой даже многоэтажными домами, в скольких городах центральные улицы бегут вдоль горных речек, перекидывая через них пешеходные мостики. Нагой камень вырывается из цепких объятий асфальта на улицах Еревана, и в любом почти селении, независимо от его размеров, между двумя соседними домами может вдруг выситься самая обыкновенная скала.

Подмоет речка с одной стороны корни дерева — и видишь, как держат эти корни на весу основательные валуны, торжествуя столетиями свою нелегкую победу над плененным камнем.

Камня так много, что его называют своим главным противником земледельцы и лесоводы, градостроители и дорожники. Хочешь проложить новые улицы, разбить новые сады, поставить новые заводы — дроби камень, отодвигай его, убирай, сглаживай, располагай террасами, чтобы получить новые поля, исписывай его серпантином дорог… Камня столько, что даже директор Института геологии Армении Ашот Тигранович Асланян вынужден признать: камня слишком много. А геологу ли не любить камень?

Но Ашот Тигранович тут же добавил: если бы камня в Армении было меньше, страна была бы пустыней. Жаркое солнце Армении выпивает половину осадков, выпадающих на каменистую эту землю. И другую половину тоже выпило бы, но вода, проникая через трещины, прячется от горячих лучей под камнем и, укрытая этим надежным щитом, питает ручейки, ручьи, речки и реки. Камень — не только беда, но и благословение Армении. Камень собирает воду для полей и садов, которые он так теснит. Чтобы поставить город, надо заставить отступить камень, но ведь и строят эти города из камня.

Треть Армении покрыта слоем вулканических пород толщиной в среднем около 200 метров.

— Камня у нас на весь мир хватит,— говорит Асланян гордо.— Наш век — век торжества искусственных материалов, бетона и железобетона и иных, но по-прежнему архитекторы говорят, что честь и счастье, когда им поручают строить из камня, настоящего камня. И растут многие города — как Кафан и Каджаран, в которых мы побывали,— на минеральных богатствах горной страны, благодаря ее камню. Из камня возведены здания, которыми гордится Армения,— здания древние и новые.

Нам повезло — мы выбрались в Зангезур, юго-восточный район Армении, проехали — уже гораздо меньше, к сожалению,— и по дорогам юга и севера Армении. И часто дорога, как между Кафаном и Горисом в Зангезуре, казалась проложенной по ступеням гигантской лестницы, ступеням, вырубленным в почти отвесном склоне, а еще чаще с одной стороны она обрывалась в пропасть, другой же примыкала к обрыву, с высоты которого казалась, наверное, тоже проложенной в пропасти. По склонам гор порою белели маленькие цветы камнеломки, по заслугам получившие свое дерзкое имя; второй эшелон наступления жизни на камень представляли трава и колючее держи-дерево, третий — сосны. Но сосны во многих местах посадили уже люди!

Серый базальт, пестрый туф, белый, розовый, желтый мрамор, зеленоватый трактолит — тот же камень, что вместе с некоторыми другими заполняет вместо воды лунные моря, желтовато-коричневый лиственинт…

Есть камни, что на то лишь годятся, чтобы лечь в фундамент зданий, другие хороши и для возведения стен, третьи тонкими плитками прикрывают стены, чтобы радовать глаз человека.

А есть еще камни, превращающиеся под рукой мастера в высокие, почти прозрачные кубки, в низкие просвечивающие чаши, в голубые, коричневые, зеленые полушария, эллипсоиды, многогранники, которым место в перстнях и сережках…

Сокровище каменного века, лучший его материал для орудий — обсидиан, вулканическое стекло; блестящий камень, чаще всего черный, у берегов Севана он бывает и голубым, и коричневым, и полосатым… Когда-то из него делали ножи и топоры, вставляли отточенные кусочки твердого камня в дерево, обращая эти соединения двух главных материалов каменного века в серпы и мечи. Далеко-далеко, в Центральной Америке, обсидиан дал мощь державам майя и ацтеков (именно из этого камня там изготовляли и оружие, и орудия труда). А из Армении он много тысяч лет назад расходился на огромные расстояния и нередко проникал через земли будущего Вавилона в Индию и Египет, в земли, которым еще только предстояло назваться Сирией или Эламом, на севере его находят даже на берегах Печоры.

Каждое время знает свои сокровища. Металл победил камень в роли материала для орудий, но ведь и побежденный не потерял своей красоты. Обсидиана в Армении столько, что его хватит на украшения всем красавицам. А в стране есть еще и бирюза — священный камень Востока, и агаты многоцветные, которые можно разглядывать целые часы, находя в них все новые оттенки.

Самоцветы Армении не были так прославлены в древности, как алмазы Индии, бирюза Памира, нефриты Дальнего Востока. Их слава была более скромной. А теперь армяне заново взялись за серьезную работу с самоцветным камнем. Мы были в маленьком селении Лусакерт, недалеко от Арзни, на базе экспедиции «Армкварц-самоцвета», возглавляемой Ашотом Ишхановичем Товмасяном.

Все здесь, в Лусакерте, еще маленькое, и рабочих пока немного, но уже есть история, и есть «здание», с которого началось существование, — деревянная будка размером чуть больше будки уличного чистильщика обуви. А какие образцы облицовочного камня мы здесь видели! Черные мраморы, ониксовидные мраморы, лиственит, каждый квадратный сантиметр которого не похож на соседние ни цветом, ни узором… Переливающаяся живая плоть камня. Голубые крошечные полушария бирюзы, по тридцать штук в целлофановом листе, в который они вделаны, точно таблетки анальгина. А ведь и вправду для многих женщин такое украшение — хорошее средство от головной боли, и древнеиндийские сборники наставлений рекомендуют мужьям в интересах семейного счастья непременно дарить женам украшения. И руда Каджаранского молибденового месторождения в Зангезуре — тоже камень Армении. Армянский обсидиан доходил до Индии. Армянский молибден — в стали автомобилей и самолетов, да, наверное, пригодился он и для спутников, может, долетел и до Луны.

И молибден уже не соберешь поверху или в неглубокой шахте. Котлован, машины, грузовики, канатная дорога, что проносит над ущельем вагонетки с рудой, протянулась на сотню метров ниткой со скользящими бусами. Этот камень — руду — еще раздробят, измелют и отправят на флотацию. Нежная белая пена встанет над содержимым гигантского противня, пена, пузырьки которой должны захватить с собой как можно более богатые молибденом частицы руды. На мыльных пузырях переправляется в будущее тяжелый металл, прежде чем стать частью воздушных кораблей и комбайнов.

А для того, чтобы пузыри эти работали со всей возможной отдачей, в Кафане есть Зангезурская лаборатория адаптивных систем.

Как надо измельчить руду, чтобы с помощью пены извлекать максимум обогащенного металлом концентрата? Как определить, до какой степени измельчена руда, каков средний диаметр частиц той рудной крупы, что вместе с жидкостью образует пульпу на гигантских противнях флотационных фабрик?

И еще — пульпа волнуется, бурлит, уровень ее меняется, а лопатки, снимающие пену, должны проходить максимально близко к поверхности пульпы, но так, чтобы не врезаться в нее.

Проблема надежных и точных приборов для определения уровня пульпы и величины частиц в ней, причем таких приборов, которые бы можно было включить в автоматическую систему управления, стоит перед обогатительными фабриками всего мира.

Сотрудники Кафанской лаборатории, создали несколько типов таких приборов и внедряют их на Зангезурском медно-молибденовом комбинате.

После дороги, вырубленной в камне, среди камня, над скалами и под скалами, так хорошо оказаться в тени деревьев.

Лес Армении! Его так мало… Всего около десятой части территории страны он занимает. Но лес ведь тем важнее для людей, чем его меньше, и тем больше его берегут.

В Кафанском лесхозе, воспользовавшись опытом Никитского ботанического сада, стали впервые в Армении выращивать саженцы платана для распространения их в стране. И кому, как не кафанцам, было взяться здесь за это дело, ведь как раз на территории Кафанского лесхоза находится самая большая в мире платановая роща.

Узкой полосой по дну ущелья протянулась роща на добрые десять километров в длину, поражая чудовищных размеров старыми деревьями (в дупле порой хоть бивак разбивай, ставь стол со стульями и кровати-раскладушки), причудливыми формами стволов и ветвей, в изгибах которых так и хочется узнать вольные движения человека. Может быть, за поразительную свободу этих форм так любят поэты светлокожее дерево. А озеленители городов почитают платан за пушок на листьях, деловито собирающий пыль, старательно очищая воздух, который так часто в этом нуждается.

Автор: Р. Подольный.