На сейсмической волне: как устроена Земля

Мы находимся на старте… «сейсмического корабля». Остаются считанные секунды: пять, три, одна… Старт! Разведчик глубин устремляется к центру Земли. Только это не буровой снаряд, а физический процесс — сейсмическая волна. Возбуждаются эти волны землетрясением или взрывом. Земля замечательно «приспособлена» для сейсмических исследований: скорость упругих волн в ней растет с глубиной. За миллиарды лет планетарной жизни Земля расслоилась на отдельные оболочки, имеющие разные свойства.

На границах слоев волны отражаются и преломляются и, вернувшись к поверхности, фиксируются бессменными «дежурными» — сейсмографами. Чем мощнее источник волны, тем глубже удается заглянуть сейсмологу в организм пациента — Земли.

Две очень резкие границы имеются в Земле: между корой и мантией и между мантией и ядром. Под обеими границами волна развивает «первую космическую» скорость — 8 километров в секунду, в центре Земли она разгоняется до второй — 11 километров в секунду. Самое замечательное, что при таком «сумасшедшем беге» волна успевает рассмотреть очень важные детали устройства Земли.

Знаменитая граница

С первых же секунд наш «сейсмический корабль» всверлился в земную кору. Это тонюсенькая, менее 1/100 части земного радиуса жесткая и холодная скорлупа, покрывающая горячие недра. Когда-то так и думали, что кора — результат остывания огненно- жидкой Земли, наподобие пленки на молоке. Теперь пришли к выводу, что она выделилась из мантии в результате сложных физико-химических процессов, протекавших в первоначально холодной Земле.

Можно ли верить сейсмологам?

Пока «сейсмический корабль» не разогнался до первой космической скорости, задержим его бег и поразмышляем о том, что хотят и что могут узнать о Земле сейсмологи. Они заняты расшифровкой сейсмограмм, своеобразных «электрокардиограмм» Земли,— колебания поверхности пытаются обратить в картину внутреннего устройства Земли. Впрочем, картина эта — весьма специфическая, мало похожая на реалистическую, а скорее абстрактное отображение — графики, показывающие, как меняются в пространстве скорости пробега продольных и поперечных волн.

Такая задача названа «обратной сейсмической» (исследователи идут от волны к Земле) в отличие от «прямой», когда для заранее заданной модели рассчитывается теоретическая сейсмограмма.

Математики успешно решают прямые задачи — благодаря компьютеру теоретические сейсмограммы строятся для довольно изощренных моделей среды, все более приближающихся к натуре. С обратной задачей дело обстоит сложнее. Здесь применяют способ перебора прямых задач, метод «проб и ошибок». Выдвигается множество гипотез об устройстве Земли, и для каждого варианта на компьютере рассчитываются теоретические сейсмограммы. Компьютеры позволяет быстро сравнить их с экспериментальными и отобрать те модели, для которых отличия не превышают ошибки измерений. В итоге получается не один, а множество ответов.

Как ни странно, выявление неоднозначности решения обратной сейсмической задачи — своеобразное достижение сейсмологии, неизвестное на ранних стадиях ее развития. Своего рода ложка дегтя в «бочку сейсмического меда», которую геофизики выкатывают своим заказчикам — геологам. Сейсмологи сегодня умнее и менее самоуверенны, а геологи не так заворожены их результатами. И читатель, мысленно мчась вместе с сейсмической волной, привыкает понимать, что приводимые значения скоростей и глубин — лишь средние, и существует некоторый «коридор неопределенности» во всех оценках.

Однако мы слишком задержались, пора в путь — «волна зовет!»… Кора занимает менее одной сотой объема и весит меньше полупроцента массы Земли. Но ее роль в жизни планеты непропорционально велика. Здесь находятся очаги большинства землетрясений, резервуары действующих вулканов, месторождения полезных ископаемых, в ней сконцентрированы радиоактивные элементы — источник земного тепла. Наконец, кора наиболее доступна для изучения. Мечта геологов — пробуриться сквозь кору и поднять керн из мантии.

С каждым новым километром сейсмической трассы давление возрастает на 300 атмосфер, и становится жарче на 25°С.

Кора вобрала в себя самые легкие элементы планеты, особенно много в ней окислов, отсюда и термин «кислая порода». Это прямо-таки царство кислорода: он составляет половину веса и 98 процентов объема пород коры. Другой самый распространенный элемент коры — кремний, затем алюминий.

Континентальная кора не только старше и толще, она много сложнее океанической, многоэтажнее и разнообразнее. Восемь элементов таблицы Менделеева образуют комбинации, которые под действием воды, ветра, давления и температуры превращаются в различные породы, многие из них нам хорошо знакомы.

В верхних частях коры залегают осадочные породы, отложившиеся на дне водоемов и в пониженных участках суши. Глубже начинается кристаллическая кора. Ее породы образовались при остывании магмы на глубине или при ее извержении на поверхность. Скорость волн в таких породах 5—6 километров в секунду.

В низах коры температура достигает 500—600°С, а давление — 10—15 тонн на квадратный сантиметр (и даже 30 тонн в местах, где кора толще), а скорость возрастает до 7 километров в секунду.

По мере приближения к границе между корой и мантией мы мысленно возвращаемся к событиям конца первого десятилетия прошлого ХХ века.

…Приступая к разбору сейсмограмм Кроацкого землетрясения 8 октября 1909 года, пятидесятидвухлетний доктор философии Загребского университета Андрия Мохоровичич вряд ли знал, что близится его звездный час — открытие, которое сделает его имя одним из самых знаменитых в геофизике.

Ленты, за которые он взялся, на первый взгляд были совершенно ординарными — синусоиды, прочерченные механическим пером на закопченной бумаге… Но они таили сюрприз. На станции, отстоящей недалеко от очага, волны пришли со скоростью около 6 километров в секунду, а для станций, удаленных более чем на 200 километров, их пробег резко ускорялся до 8 километров в секунду. Объяснение могло быть одно: первые волны бежали по низкоскоростному верхнему слою, вторые — «заглядывали» глубже. Граница между этими слоями оказалась в Хорватии на глубине 50 километров — она была наречена границей коры и мантии, границей Мохоровичича. «Мохоровичич — Мохо — граница М — Мохол» — слышно теперь во всех уголках геофизического мира.

Хорватский геофизик Андрия Мохоровичич.

Много воды утекло, лучше сказать — много сейсмических волн пронеслось с тех пор по границе Мохоровичича, много бессонных ночей провели сейсмологи, тома отчетов исписали, голоса надсадили, споря до хрипоты о том, что такое «граница М» и откуда она взялась.

Большинство геофизиков теперь единодушны, что это отнюдь не «математическая поверхность», а скорее «нейтральная полоса»: переходный слой от коры к мантии. Возможно, он представляет собой своеобразный «слоеный пирог», составленный из прослоек с повышенной и пониженной скоростью сейсмических волн.

О физической природе коры ученые продолжают спорить. Но, во всяком случае, все сейчас едины в том, что «кора сложна», что фактом ее существования едва ли не исчерпывается то общее, что есть между разными районами Земли. Не о коре ли думал Козьма Прутков, изрекая: «Во всех частях земного шара имеются свои, даже иногда очень любопытные, другие части»…

В 1923 году на сейсмограммах землетрясения в Тауэрне выделили в волнах две фазы, тогда стали говорить о двухслойной «гранито-базальтовой» коре континентов. Но лишь после того, как кору осветили своим «прожектором» искусственные взрывы, она предстала во всем своем многообразии. Многослойная, неоднородная, блоковая, включающая тонкие переходные слои, зоны пониженной скорости, области сильного поглощения, прерывистые границы, анизотропная и мутная — такая картина земной коры рисуется сейсмологам сегодня.

И еще в одном до последнего времени были уверены геофизики: граница Мохо есть всюду. Но сейсмические наблюдения в рифтовых зонах на Байкале, в Рейнском грабене, на северо-востоке Африки повергли геофизиков в смятение. Здесь, между корой и мантией, обнаружена «подушка» с аномальной скоростью, слишком большой для «нормальной» коры, слишком маленькой для обычной мантии.

Эта линза расплавленного мантийного материала подпитывается капиллярами из глубинного резервуара — астеносферы. К нему рвется наш «сейсмический корабль».

И вот, бросая прощальный взгляд на кору, мы увидели — или показалось? — что поверхность М имеет антирельеф поверхности Земли, что она смотрит в синь атмосферы и гидросферы Земли, как в зеркало. В океанских впадинах мантия залегает неглубоко, а под горными кряжами вырастают «корни» коры — здесь ее мощность увеличивается в 5—7 раз.

Образование коры — едва ли не самый важный и уж заведомо самый темный вопрос. При любом варианте объяснения ясно, что кора — продукт мантии, ее дитя, их «жизнь» неразрывно связана.

Все ни о чем или ничего обо всем

Здесь мы успеем кое-что сказать о возможностях сейсмического метода. В принципе на сейсмограмме имеется вся информация о том, что «увидела» на трассе сейсмическая волна. Но информация эта сложно закодирована. Раскодировать ее — занятие целой науки, к тому же непростое. Конечно, хотелось бы узнать про Землю побольше и поподробнее. Однако вначале приходится довольствоваться известными упрощениями. При этом срабатывает сейсмический «принцип неопределенности» — нельзя повышать точность определения физических свойств Земли, слишком упрощая модель. Например, нецелесообразно считать Землю однородным шаром. Можно очень точно определить средние свойства такого шара, но чему это соответствует в натуре? Получается знание «всего ни о чем» — предел точности. Но опасна и противоположная крайность — выбор слишком уж сложной, детальной модели с очень большим набором свойств. При этом каждое свойство (скажем, скорость в каждом из многочисленных слоев) определится с большой ошибкой. Получится предел детальности — «ничего обо всем». Или, как шутят геофизики, «Прибыль в убылях окупается убылью в прибылях».

Упрощает среду и сама сейсмическая волна. На высоких частотах и при вертикальном падении на границу она чувствует более мелкие детали строения. Длинные волны, скользящие вдоль границы, имеют менее острое «сейсмическое зрение».

Словом, модель среды, которую строят сейсмологи, зависит от «точки зрения». От количества и качества исходных данных, от цели поиска и, наконец, просто от желания геофизика — некоторые черты устройства Земли от нас ускользают.

Картины внутреннего устройства Земли, нарисованные сейсмическим лучом, усложнялись по мере мужания науки и совершенствования теоретических методов решения волновых уравнений.

Канули в Лету не только представления о Земле, состоящей из нескольких толстых слоев (кора, мантия, ядро), но и более сложные многослойные модели, в которых свойства меняются вдоль радиуса Земли, но неизменны по горизонтали. Неоднородная структура выявлена по сейсмическим данным для разных «этажей» земного «здания». Наиболее неоднородна земная кора. Значительное разнообразие свойств присуще астеносфере. Похоже, что крупные блоки планетарного масштаба протягиваются и в толщу нижней мантии… Чем дальше в глубь Земли, тем различия не столь контрастны, а может быть, это кажущийся эффект, связанный с тем, что «сейсмическое зрение» на больших глубинах тускнеет, и надежность сейсмических результатов уменьшается.

Сквозь мантийные покровы

Между корой и ядром Земли находится мантия. Эта самая большая из трех оболочек планеты составляет две трети ее массы и 84 процента объема. Она сложена изначальными «материнскими» породами, которые содержат мало окиси кремния и много соединений кремния с более тяжелыми элементами, — железом и магнием.

У кровли мантии температура составляет 150°С на океанах и 600°С на континентах, а у границы с ядром вырастает до 4000— 5000°С. И тем не менее мантия тверда, ее вещество находится в кристаллическом состоянии. Это следует из того проверенного наблюдениями факта, что по ней свободно бегут как продольные, так и поперечные сейсмические волны. Объясняется это гигантскими давлениями, растущими от 50 тысяч атмосфер вверху до миллиона атмосфер внизу мантии. Судить о состоянии вещества при столь сильном сжатии пока можно лишь теоретически.

Определять химический состав и физическое состояние мантии — это значит решать уравнения со многими неизвестными. Еще это напоминает игру в жмурки — человек с закрытыми глазами должен узнать того кого не видит. Он напряженно прислушивается к объекту, ощупывает его, пытаясь восстановить цельную картину по отдельным свойствам. Эти свойства для Земли — геофизические поля и прежде всего время пробега наших верных провожатых, упругих волн.

Кровля и подошва мантии представляют две самые резкие сейсмические границы на Земле. А вот такую важную особенность верхней мантии, как «астеносфера», продольная сейсмическая волна чуть не пропустила.

Хорошо, помогла бегущая следом поперечная волна, она не так спешит — больше замечает нюансов. И вот на глубине 100—250 километров она замедлила свой бег, указывая на особую зону.

Вездесуща ли астеносфера

Проблема астеносферы — пример того, какие трудности и парадоксы возникают при использовании сейсмических результатов в геологии. Изучая подъем Канадского и Фенно-Скандского щитов после таяния ледников, покрывавших их несколько тысяч лет назад, геологи обнаружили, что «всплывание» их происходило так стремительно, как будто под земной корой находится слой с пониженной вязкостью. Тогда-то и возникло представление о слабой («астено») сфере в верхней мантии, включающей частично подплавленные и потому более пластичные породы. Позже геофизики, пронзая сейсмическим «скальпелем» корни новейших горных массивов, обнаружили на глубине 150—300 километров так называемый низкоскоростной канал — слой, где сейсмические, в особенности поперечные, волны притормаживают свой бег.

Логично было связать этот канал с астеносферой. По мере расширения наблюдений удалось закартировать слои пониженных скоростей по территории нашей страны. Оказалось, структура этой зоны очень неоднородная. В районах новейших движений коры, молодых гор, в зоне сочленения Азиатского континента и Тихого океана этот канал выделяется отчетливо, а в спокойных равнинных районах — в том числе под Фенно-Скандским кристаллическим щитом — его не обнаружили. Но ведь именно в таких районах геологи открыли астеносферу. Явное противоречие? Может быть, и нет. Не исключено, что астеносфера есть повсюду, а в районах современной тектонической активности, где ближе к поверхности подходят потоки разогретого вещества из недр, вязкость астеносферы становится гораздо ниже — вот тогда-то ее и начинают «замечать» сейсмические волны…

Ура астеносфере! — говорят мобилисты: по «морям астеносферы» плавают «айсберги материков». Резкой верхней границы у астеносферы нет, по крайней мере, не наблюдается отраженных от нее волн. Следовательно, здесь вряд ли меняется состав пород, скорее всего зерна базальта между кристаллами оливина частично расплавлены, значит, здесь температура «перебарывает» давление.

Вся мантия делится на две части: верхняя, до 900 километров, и нижняя — еще на две тысячи километров.

Верхняя полна контрастов и неожиданностей — волна здесь то притормаживается, то резко устремляется вперед. Как правило, одновременно со скоростью увеличивается плотность пород. Верхняя мантия — мир фазовых превращений, здесь без заметного изменения химического состава изменяется структура кристаллов.

На глубинах 800—1000 километров «сейсмотряска» прекращается — волна вступает в толщу с плавным постепенным нарастанием скорости. Впрочем, в последнее время выяснили, что нижняя мантия не так одинакова по всей толще, как думали раньше. В ней обнаружено несколько (хотя и не таких резких, как в верхней мантии) участков, где скорость волн растет быстрее. Не происходит ли здесь изменение химического состава мантии? Однако новые лабораторные опыты с ударными волнами, при которых было превзойдено давление в 1 миллион атмосфер, показали, что небольшие скачки скорости могут возникнуть и без изменения состава мантии.

Вплоть до ядра мантия сложена силикатными породами, содержащими окиси кремния, магния и железа. Гипотетический «коктейль» пород мантии ученые готовят по-разному. Одни смешивают три части альпийского перидотита с одной частью гавайского базальта — получается пиролит. Другие из пяти частей перидотита и одной базальтов из рифтовых зон океана получают лерцолит. Данных пока мало, чтобы отдать предпочтение какому-либо из вариантов.

Тайна ядра

Почти на половине пути к центру планеты через двадцать минут после старта продольная волна оказалась в зоне жесточайшего «сейсмического шторма». На протяжении нескольких десятков километров геофизическая погода резко переменилась. Температура за бортом — 4000°С, давление — свыше 1 миллиона атмосфер. Под границей ядра Земли плотность пород подскочила вдвое, стрелка спидометра, еще недавно превышавшая вторую космическую скорость, упала до отметки первой космической. Поперечная, сдвиговая сейсмическая волна, и без того систематически отстававшая от продольной, вовсе пропала, затерялась в молекулярном хаосе температур.

Радиус ядра Земли по новейшим данным — 3500 километров, при этом на полюсах он меньше на 10 километров. Ядро занимает только 16 процентов объема, но зато треть массы Земли. Мантию отделяет от ядра довольно тонкий переходный слой — волна пробегает его за полторы секунды. Но он не остается незамеченным и играет особую роль в тектоническом «кровообращении» планеты.

Впервые предположения о том, что Земля имеет железное ядро, возникли в середине прошлого века, при изучении метеоритов. Оно укрепилось, когда американский геофизик Гутенберг обнаружил сейсмические волны, отраженные от границы на глубине 2900 километров.

В конце пятидесятых годов прошлого ХХ века была предложена идея: ядро состоит из тех же пород, что и мантия, только они под влиянием невообразимо большого давления оказываются в специфическом металлизированном состоянии. Но прямых подтверждений или опровержений гипотеза металлизированного ядра пока не получила.

И хотя ясно, что научные проблемы не решаются простым голосованием, большинство ученых — за железное ядро. Впрочем, оно не может быть чисто железным: ведь его плотность на 8—15 процентов ниже, чем у железа. Очевидно, есть примеси, более легкие компоненты. Кандидатов в примеси несколько: кремний, сера и, конечно же, вездесущий кислород.

Железоокисное или металлизированно-силикатное, одно бесспорно — внешнее ядро жидкое, ибо подобно воде, не пропускает сдвиговые сейсмические волны. Это надежный факт, который дарит теоретической физике экспериментальная сейсмология.

У Земли есть еще и внутреннее ядро. При переходе к нему скорость продольных волн возрастает на 0,5—1 километр в секунду. В центре Земли возрастает до «второй космической». Каждый сантиметровый кубик вещества весит здесь 13 граммов. Температура достигает 6000°, как на поверхности Солнца, а на каждый квадратный сантиметр площади давит 3 миллиона килограммов. При таком сжатии вещество затвердевает, поэтому во внутреннем ядре могут распространяться сдвиговые волны. Предполагают, что химический состав внутреннего ядра — сплав металлического железа с никелем.

Как известно, ядро — источник магнетизма планеты, чуда, с детства вошедшего в нашу жизнь через компас, помогающий не заблудиться в лесу. Но еще важнее то, что магнитное поле защищает нас и все живое от смертоносного дуновения космоса.

Пройдя ядро, сейсмическая волна направляется к поверхности, «перелистывая» земные слои в обратном порядке, сперва ускоряя свой бег при переходе к мантии, потом все более и более затормаживаясь при подходе к поверхности. Здесь ее караулят сейсмометры, дающие ученым портреты сейсмических волн — сейсмограммы.

Что узнали сейсмологи и что они еще хотят знать

Но не зря ли бегут сейсмические волны? Что могут сказать они о жизни Земли? Коренные вопросы геодинамики — объяснение причин изменения земного лика, движений континентов, горообразования, землетрясений. Геотектоника апеллирует к сейсмологии, ищет в сейсмических результатах, несмотря на их известную неоднозначность, основания для выбора геотектонических гипотез.

Многие полагают, что основа активности земных недр — конвективное перемешивание, передвижение вещества в гравитационном поле Земли. Взоры геодинамиков устремлены к тонкому пограничному слою между мантией и ядром. Здесь в своеобразной «домне» выплавляются из вещества мантии и, опускаясь, наращивают ядро тяжелые содержащие железо компоненты. А легкие силикатные «шлаки» всплывают, пробиваются сквозь толщу мантии и наращивают верхнюю мантию и кору. Перетекая и скапливаясь под астеносферой, разогретый материал из недр создает многообразие земных структур: приподнятые щиты и опущенные платформы спокойных регионов, горные хребты и заполненные осадками впадины морей, рассекающие океаны пополам срединные хребты, подводные желоба и гряды вулканов на контакте континентальных и подныривающих под них океанических глыб литосферы.

Возможно, решающая роль в геодинамике принадлежит астеносфере, по ней, влекомые мантийными конвективными потоками движутся литосферные плиты. Эти конвективные потоки движутся по-разному: восходящие ветви — в рифтах, нисходящие — на стыке континентов и океана, горизонтальные — в астеносфере и пограничном слое между мантией и ядром. Одна порция выделения нового вещества ядра, один полный оборот вещества в конвективной ячейке соответствуют одному горообразовательному циклу. Так «квантами» дышит Земля, расслаивается и оформляется тело планеты.

Все больше данных о решающей роли метаморфоз минералов, при которых неизменен их состав, но меняется расположение атомов в кристаллических решетках. Благоприятные условия для таких фазовых превращений имеются в переходном слое между нижней и верхней мантией на глубинах 300—800 километров. При этом кристаллы начинают пульсировать и приводят в движение вещества, дают ток живительным силам геодинамики. Многочисленные авторы различных гипотез апеллируют к сейсмологии. Не напрасно ли?

Закончилось очередное путешествие волны к центру Земли. Подытожим перед грядущими стартами, каким предстает сегодня в сейсмических лучах телосложение нашей «космической колыбели».

Канадский геофизик Вильсон однажды заметил, что Земля подобна куриному яйцу, сваренному всмятку. Сверху тонкая, хрупкая «скорлупа» — кора, вся внутренность разделена пополам на «белок» — жесткую мантию и «желток» — расплавленное ядро. Оболочечное устройство Земли — ее глобальное качество, черта номер один ее планетарного характера (по-видимому, свойственная также Луне и планетам земной группы).

Утверждением этого феномена сейсмологи возводят геологам «печку», от которой они «танцуют» в геотектонических построениях.

В натуре все намного сложнее, чем в хлесткой метафоре. Каждая из земных оболочек разбита на слои и прослойки, границы между ними далеко не всегда отчетливые. У этих разнообразных оболочек одно свойство общее — они неодинаковы в разных районах Земли. Нынче никто не заблуждается, как на заре «сейсмической юности», что, дескать. Земля изменчива лишь вдоль радиуса. Нет, земное здание, каждый из его этажей построен разностильно и прихотливо, состоит из сложно стыкованных блоков, клиньев, линз, имеющих разные размеры, состав, состояние.

Изменчивость свойств планеты в горизонтальном направлении, ее пространственная неоднородность — это планетарная черта номер два, качество, служащее и причиной, и следствием внутреннего развития Земли.

Сейсмологи отчасти преуспели в изучении неоднородного устройства Земли, в получении фотографий ее недр. Хотя проявляются разные детали по-разному и играют они разную роль в жизнедеятельности «пациента» сейсмологов. Почти повсеместно обнаружена одна из двух самых резких сейсмических границ — раздел Мохоровичича, рельеф и структура коры очень разные (а значит, разные процессы ее создали) в океанах и на континентах, под горами и равнинами. Причем рифтовые зоны дают сейсмический индикатор — нечеткий переход от коры к мантии, раздваивание границы Мохоровичича. Скоростным каналом в мантии проявляется в ряде районов Земли астеносфера. Заметное изменение темпа роста скорости с глубиной присуще этажам мантии, где термодинамическая обстановка благоприятствует фазовым метаморфозам. По очагам землетрясений удается оконтурить литосферные плиты и наметить зоны, где тяжелые океанические плиты «подныривают» под континентальные. Сейсмологи открыли и «мутность» Земли, неоднородность столь мелкую, что ее можно описать лишь в среднем, статистически, тот нюанс, который делает сейсмофотографии нерезкими.

Но тектонические альтернативы пока не прояснились. Ясно лишь, что движение вещества Земли — основа ее внутренней жизни. Пока хватает вещества перемешиваться, пока не остыли недра — планета жива. И скорее всего, перефразируя Эйнштейна, природа так «хитра и не злонамеренна», что многие физико-химические процессы и механизмы вносят свой посильный вклад в прекрасный и совершенный механизм — планету Земля.

Геотектоника стоит на пороге построения общей теории. И на сейсмологию возлагаются большие надежды. Вот если бы увидеть разномасштабные неоднородности на разных глубинах, пограничный слой над ядром, «ловушки» разогретого материала у астеносферы, пульсирующие объемы в мантии, вертикальные ветви конвективных потоков. Словом, нужно, чтобы сейсмология занялась, познакомилась поближе с третьей чертой планетарного характера Земли — развитием, внутренних неоднородностей во времени, получила четкие цветные фотографии в разное время, то есть сейсмогеокинофильм. Для этого точность и детальность сейсмических измерений должны быть заметно повышены.

Такие традиционные источники сейсмических волн, как землетрясения и взрывы, не обеспечивают ювелирную повторяемость сигнала во времени, возможность управлять им в ходе просвечиваний. Сейсмология стоит на пороге применения невзрывных механических источников упругих волн. Ученые надеются, что, посылая их, как лучи радара, в затаенные уголки недр Земли, ответственные за ее «жизнь», и принимая ответные сигналы, они сумеют воссоздать правдоподобный сейсмический образ Земли.

Автор: И. Смехов.