Что мы знаем о лисе

Бытует множество историй о животных. И они не становятся правдивее от того, что их постоянно пересказывают и переписывают. К ним относятся рассказы о создаваемых африканскими слонами кладбищах, об аистиных судах, где птицы сообща заклевывают до смерти неверную аистиху, о слоне, растоптавшем через двадцать лет обидчика, который некогда уколол хобот слона иголкой, о детях, вскормленных волками, о кроликах, спаривающихся с крысами, о самцах обезьян, похищающих женщин. Чаще всего с удивлением отмечаешь, что уже в древности Геродот, Аристотель или Плиний записали эти истории и что они слово в слово приводились на протяжении всего средневековья.

В одной охотничьей газете некий охотник рассказал, как он наблюдал удивительное купание лисы. Рыжая вырвала клочок меха и, держа его в пасти, пятясь, не спеша вошла в воду, так что из воды торчал лишь кончик носа. Затем, отбросив клочок меха с собравшимися на нем блохами, она весело попрыгала и убежала. История эта мне сразу же показалась сомнительной, так как в лисьем меху и под водой остается достаточно воздуха. Точно так же пузырьки воздуха остаются и на туловище блохи, и я не могу представить себе, что они тут же бросаются в бегство. В таком случае было бы просто вывести у животного блох. И верно, через некоторое время в газету написал другой охотник. Всю эту историю, а она является почти дословной передачей детской сказки, он обнаружил в старом школьном учебнике, изданном в 1843 году.

В переводе одной прекрасно иллюстрированной, написанной от руки латинской книги о животных, датируемой двенадцатым веком и находящейся в библиотеке Кембриджского университета, я недавно нашел описание того, как лиса притворяется мертвой, а затем хватает ворон, страстно жаждущих поклевать ее труп. Правда, лиса — хитрое животное, но она, безусловно, не умнее волка. А для того, кто, как я, выращивал и приручал ворон, лис, волков, несомненно, что из наших местных диких животных самым интеллигентным является, безусловно, кабан. И тем не менее я был весьма изумлен, когда владелица находящейся вблизи от Франкфурта фермы чернобурок, ничего не подозревая, рассказала мне, что некоторые из ее лис неоднократно ловили ворон, прикидываясь мертвыми.

Профессор О’Келер, самый, пожалуй, добросовестный из наших зоологов, длительное время почти ежедневно наблюдал иную сцену. Когда перед крупной овчаркой ставили миску с едой, вороны, сидевшие на стоящих вокруг деревьях и ждавшие этого, образовывали позади собаки полукруг и начинали все ближе подкрадываться к ней. Наконец одна из ворон клевала собаку в хвост, и пока разъяренная собака гонялась за низко летящей вороной, остальные дружно накидывались на ее еду.

Мы знаем очень мало о лисе, все еще представляющей столь оскудевшую природу нашей страны. Мой коллега доктор Альфред Зайтц, долгие годы успешно руководящий нюрнбергским зоопарком, первым из нас взял на себя труд ознакомиться с манерами, принятыми среди лис. С этой целью он, что называется с пеленок, вырастил у себя дома, как это обычно и делают зоопсихологи, нескольких лисят. Среди его питомцев самой милой была рыжая лисица Пусси. Когда он приходил домой, на ее мордочке появлялось приветственное выражение. Она закрывала глаза и откидывала назад уши. А это значит примерно то же, что и крепкое рукопожатие, сопровождающееся дружеской улыбкой.

Когда Пусси исполнился пятьдесят один день, доктор Зайтц впервые познакомил ее с кроликом. Пусси, преследуя его по всем правилам, пыталась схватить сбоку за горло. А это признак того, что лисенку не нужно учиться от матери охоте. Крольчиха, разумеется, увернулась и забарабанила по голове лисенка передними лапками. И на несколько недель у него пропал всякий интерес к кроликам.

Многие дрессировали львов и тигров, но лишь один человек увлекался дрессировкой лис. Имя его Йозеф Големан. Это был вечно потеющий толстяк, потерявший в 1906 году во время землетрясения в Сан-Франциско все свое состояние. После этого он стал военным музыкантом в Вене. И однажды его капитан подарил ему собаку, у которой была сломана нога. Големан вылечил ее. С тех пор ему стали приносить всех больных зверей. А когда среди них оказалась раненая лисица, он приручил и ее. Позднее он создал прославивший его номер с лисами, которые даже боксировали друг с другом, и нажил себе новое состояние.

Человек, от которого мне известна эта история, сказал по этому поводу: «Это веселая, но не учитывающая природных свойств лисы дрессировка. Боксирование лисам от природы не свойственно». Ведь самое лучшее и приятное впечатление производят всегда номера, развивающие природные способности,— хождение на задних лапах и танцы медведей, жонглирование морских львов или прыжки тигров и кошек.

К своему удивлению, доктор Зайтц узнал, что «боксирование» вовсе не столь уж чуждо нашим лисам. Если две лисы играют меж собой, то они часто садятся напротив друг друга, словно служа, поднимают передние лапы и тявкая упирают их в плечи друг другу. А затем, словно борцы или боксеры, они становятся на задние лапы. Это весьма веселое зрелище.

У ручных лис, живущих дома, подобно собакам, можно наблюдать воистину удивительные вещи. Когда они еще молоды, лисы стремятся всегда быть рядом с человеком, и если нельзя вскарабкаться ему на колени, то ложатся хотя бы на ноги. И, проснувшись на кушетке, вы наверняка обнаружите лису, свернувшуюся клубочком между вашей головой и плечом. Если лис держат дома, а не в клетке, то, как только они приучаются соблюдать чистоту, неприятный запах исчезнет. Репутацию нечистоплотного животного лиса обрела из-за кала и мочи, скапливающихся в тесных клетках. Лиса так же чистоплотна, как кошка.

Большой любитель животных, к сожалению, уже давно покойный Бастиан Шмидт, дал однажды своему лису Каро кусок пирога. Каро был сыт и по привычке, свойственной лисам и собакам, собрался зарыть его. И, конечно, из этого ничего не вышло. К удивлению хозяина, он взял после этого с письменного стола клочок бумаги и накрыл им свое «сокровище». Благодаря же случайности профессор узнал, что его лис в известном смысле «музыкален». «Вот несколько лет уже, как у Каро вошло в привычку вздремнуть после обеда на моих коленях. Он ложится мне на грудь, после того как я сажусь в мягкое кабинетное кресло, и по обычаю маленьких детей, собак и кошек, перед тем как уснуть, глубоко вздыхает. А за вздохом следует, как я наблюдал главным образом у собак, стонущее ворчание.

Однажды я его повторил, после чего Каро стремительно и удивленно повернулся ко мне. И вот я еще раз воспроизвел лисье ворчание. Каро повторил его в той же тональности. После этой поистине милой переклички я попробовал другой тон. И пошло. Начинал то он, то я. Уже через час он воспроизводил октаву первоначального основного тона. Он не сразу брал верную ноту. Он гудел (а гудение, на мой взгляд, единственно верное название звука, издаваемого лисой) то на полтона выше, то на полтона ниже. Некоторое время он упражнялся в одиночку, пока не получалось правильно. На следующий день он продолжил попытки. Сначала все шло хорошо. Только теперь у него появилась склонность превышать октаву на кварту и стремление отвечать мне не основным тоном, а октавой, а если я воспроизводил октаву, то основным тоном.

Однажды я воспроизвел целую гамму в стаккато, и, как ни странно, он ответил на это. Явная музыкальность Каро, биологическое значение которой мне неясно, произвела на меня огромное впечатление. Известный ученый, психолог из Мюнхенского университета, убедившись в этом странном факте, заметил: «Во многих животных кроются способности, о которых мы ничего не подозреваем и которые обнаруживаются благодаря такой вот случайности».

Лисы, растущие вместе с собаками, становятся их большими друзьями. И все-таки они не такие близкие родственники собакам как например, волки — основные предки наших собак. Волков и собак можно скрещивать без больших трудностей, и ко мне без конца обращаются с запросами собаководы, желающие сделать это. Но результат совершенно иной, чем его себе представляют. Потомство не становится более смелым и агрессивным. Наоборот, оно делается робким и трусливым. Лис, растущий с собаками, проявляет интерес к сучкам. Но никогда еще у них не было общего потомства. Все сведения о появлении такого потомства оказывались ложью. Несмотря на это, собаки и лисы все же, кажется, считают себя немного родней. Некий траппер дал своим собакам, голодавшим какое-то время, лисье мясо, и ни одна из них не притронулась к нему. Стоило подмешать к их корму хотя бы кусочек лисьего мяса, чтобы сделать для них пищу несъедобной.

Рыжие кумушки выражают свою покорность и смирение так же, как и собаки,— почти ползя на брюхе, опустив голову, заложив уши и поджав хвост. И следовательно, собаки и лисы, наверное, должны до известной степени понимать этот двусторонний язык. Впрочем, мы называем такое поведение, если подобным образом ведет себя человек, раболепным и подхалимским. Но между человеком и собакой есть разница: собака, столь явно выказывая свое подчинение, делает это искренне, и нам не стоит опасаться того, что в подходящий момент она вцепится в нас сзади…

Пусси Альфреда Зайтца позднее сочеталась браком с нашим платиновым лисом и произвела на свет очаровательных лисят кремового и желто-белого цвета. Этот платиновый лис долго жил у нас. Сразу же после окончания войны мы вывезли его контрабандой из тогдашней французской оккупационной зоны в маленьком ящичке под сиденьем битком набитого купе. Самая первая платиновая лиса случайно появилась на свет в тридцатых годах на одной норвежской ферме, занимающейся разведением чернобурок. Собственно, зверовод собирался было выбраковать ее из-за порока в окраске, но уже отпрыски этой лисы принесли по пятнадцати тысяч крон за голову, позднее цена возросла до тридцати тысяч. Норвежцы, намереваясь сохранить монополию на платиновых лис, строжайше запретили их вывоз. И как это бывает в подобных случаях, таможню и здесь провели. Черно-бурых лисиц спаривали с платиновыми, а когда их потомство на вполне законном основании вывозили, никто не замечал, что в их черном меху уже подрастают волосы цвета платины.

Наш Рейнеке слывет столь изворотливым и пронырливым оттого, что он прекрасно видит и слышит. Ручная лиса прекращает есть из рук своего хозяина, если в окне дома, расположенного на расстоянии двадцати метров, покажется чье-нибудь лицо. Если втянуть сквозь сомкнутые зубы воздух, то лиса услышит это «подражание мышиному писку» за сто — сто пятьдесят метров. Она поворачивает и медленно крадется к охотнику, который и убивает ее. Ни один человек не смог бы уловить столь тихий звук на таком большом расстоянии. Но охотнику нельзя без конца издавать этот писк. Мыши — основная добыча лис, хотя они и добывают порой кур, зайчат, куропаток и даже гусей. В желудках застреленных лис находили до полутора килограммов мышей. Поэтому-то такое хитрое животное, как лиса, прекрасно разбирается в мышином писке. Она, вероятно, даже может различать звуки, издаваемые мышами разных видов, и в соответствии с этим строит свою охоту. Если же она слышит писк, имитируемый человеком, то вскоре замечает, что здесь что-то не так.

Как и многие хищники, лиса заботится о том, чтобы в ее доме царил мир. В норах, которые почти семьдесят лет подряд занимают целые поколения лис, с лисьей семьей мирно уживаются нередко дикие кошки, одичавшие домашние кошки, весьма часто барсуки, а также кролики. Рейнеке верен своему дому и своей родине. Как-то однажды половину лисят пометили номерами. Половина из них была позднее добыта не далее пяти километров, треть — в окружности двадцати километров, а самое большее расстояние составило семьдесят километров.

Многие лисы, как и их сородичи собаки, ненавидят кошек. А есть и такие, которые очищают от них свой охотничий участок, нападая на каждую бродячую кошку. Бросаясь сверху на кошку, дугой изогнувшую спину, лиса хватает ее за загривок.

Как и многие дикие животные, лисы не очень-то любят бегать бездорожьем. Они предпочитают прокладывать постоянные дорожки, особенно в хлебах, кустарнике или болоте. По ним удобнее бегать и только их и помнишь, когда приходится уносить ноги. А когда лежит снег, на опушке леса появляются самые настоящие дороги. И охотники знают, что лисьей тропой, ведущей по молодому льду или через топь, можно идти без опаски.

«Держит лису, выдержит и охотника». На одной полюбившейся лисам тропинке за шесть лет застрелили двадцать три лисы. Документом и визитной карточкой лисы является удивительный орган, не знакомый и многим охотникам. Он находится под кожей на верхней стороне хвоста в трех пальцах от его корня, внешне обозначенный треугольником волнистой черноватой шерсти. Это виола, иными словами, фиалка. Уже в одной книге, вышедшей в 1603 году, утверждается, что эта железа пахнет, словно «мартовская фиалка». Старые звероводы утверждают, что они по запаху могут определить, какая лиса обитает в вольере, рыжая или черно-бурая. А в свое время мне даже рассказывали, что раненая лиса, чтобы унять боль, кусает эту железу.

Как люди ни преследуют лис, все же порой и живущая на воле рыжая кумушка понимает, что иногда попадаются двуногие, не желающие ей зла. Один господин заметил во время начинавшегося прилива лису, оказавшуюся в воде. В грунт там был вбит целый ряд свай, удерживающий ил при отливе. И, когда уровень воды поднялся, лиса поплыла к ним. Перерезав лисе дорогу, господин подошел к ней и, увязая по бедра, пошел рядом с ней. При этом даже погладил ее по спине, что лису совсем не обеспокоило. Лишь когда он слегка потянул ее за кончик хвоста назад, животное обернулось и несколько раз тявкнуло. Едва добравшись до свай, она спокойно села и стала отдыхать. А господин Буб — рядом с ней. Оба очень устали, в особенности лиса. И так как шел конец ноября, то господин Буб стал постепенно мерзнуть. И поэтому, намереваясь прервать отдых, он слегка хлопнул лису по заду. С явной неохотой войдя в воду, лиса не спеша поплыла к берегу. Такое доводится увидеть лишь счастливым.

Автор: Б. Гржимек, перевод с английского.