Как я научился говорить с моими дельфинами

Я абсолютно убежден, что через 20 лет люди смогут разговаривать с другими существами. Возможно, они прибудут к нам с другой планеты, а возможно, окажутся обитателями нашей Земли. В последнем случае я готов держать пари, что это будут дельфины. Пять лет научных исследований убедили меня в том, что дельфин более, чем какое бы то ни было другое животное, способен вести беседу с человеком.

Почему мы выбрали морское млекопитающее, а не какую-нибудь большую обезьяну, так близкую нам по виду? Дело в том, что, кроме человека и слонов, именно китообразные (к этой группе принадлежат дельфины) имеют настолько большой мозг, чтобы предположить наличие у них достаточного уровня умственных способностей.

Морские животные привлекали меня давно. Как то у меня был случай изучать мозг кита, выброшенного на берег. Я пришел к выводу, что у него, несмотря на распространенное мнение о китах, как о глупых животных, очень много шансов быть животным вполне разумным. Зато я считал, что легенды о дельфинах сильно льстят им. Во всех концах земного шара существуют предания, в которых рассказывается о том, как дельфины спасают потерпевших кораблекрушение, носят детей на спине, отзываются, когда их зовут по имени. Рассказывают, что дельфины подплывают, заслышав какую-нибудь приятную музыку. Я думал, что эти рассказы приукрашивают хорошо известный рыбакам факт: дельфин, даже когда его только что поймали, проявляет по отношению к человеку исключительный, необъяснимый интерес и никогда на него не нападает. Известно также, что его черное блестящее тело часто провожает корабль на сотни километров — а это уже тоже достаточно интересный факт.

И, тем не менее, восемь медиков и биологов, собравшихся во Флориде для изучения дельфинов, никак не ожидали, что они сделают такие открытия. Мы были прекрасно устроены в лабораториях Мэриленда — знаменитой станции, куда ежедневно тысячи людей приходят полюбоваться на дрессированных дельфинов и касаток, прыгающих через обруч и играющих в ватерполо. Это также крупнейший в Америке центр изучения морских животных.

В ходе наших исследований мы изучили и сравнили мозг всех видов животных, начиная с собаки и вплоть до крысы и обезьяны. Здесь, в Мэриленде, в нашем распоряжении был любой первоклассный материал. У нас были студии записи, киносъемочные аппараты и целый хирургический корпус.

В сравнении со всей этой роскошью наша первая задача была очень скромной: составить карту мозга дельфина. Это было необходимо для локализации его зрительных, слуховых и моторных центров. Карта мозга обезьяны была составлена уже давно. Но ни один дельфин еще никогда не подвергался анестезии, поэтому мы не знали, какая для него требуется доза. После обсуждения мой коллега Вулси ввел дельфину такую же дозу нембутала, как и шимпанзе: 80 см3 за один раз.

Последующие за этим полчаса были самыми тяжелыми в моей жизни. Все было готово к тому, чтобы произвести трепанацию, поднять кожу черепа и сделать электрографию различных извилин мозга дельфина. Но очень скоро он стал задыхаться, дыхание его падало, и, наконец, остановилось сердце. Мы чувствовали себя преступниками. Все попытки вернуть его к жизни оказались тщетными. Другому животному мы решили дать дозу втрое меньшую. Сначала казалось, что он очень хорошо переносит анестезию. Он следил за всеми нашими движениями своим зеленоватым глазом, отпрыгивал в сторону, когда его легонько похлопывали по подбородку, и закрывал глаза, когда к нему протягивали руку. Единственным тревожным знаком было его нерегулярное дыхание. Но через некоторое время дыхание дельфина так ослабло, что его понадобилось приводить в чувство.

Я боялся, как бы его мозг не оказался поврежденным, так как дельфин все время валился на бок. Мы вынули его из ванны и пустили в бассейн. Там резвились другие дельфины. В эту минуту перед нами раскрылся действительно неведомый мир.

Когда наш пациент был предоставлен самому себе, он испустил какой-то короткий и очень высокий крик. Этот звук был почти неслышен в воздухе, но я отчетливо услышал его через гидрофон. По счастью, в то же время функционировали звукозапись и видеокамера.

Реакция на этот крик была незамедлительной. Два дельфина, находившиеся ближе других, быстро подплыли к нему, поднырнули под него и подтолкнули его к поверхности, чтобы он мог вдохнуть. Он сделал глубокий вдох, нырнул и вновь опрокинулся на правый бок. Тотчас же между тремя животными завязался целый разговор, состоявший из свиста и какого-то щебетания. Завершение его было вполне логическим: больному товарищу была оказана помощь. Перед нашими изумленными взорами оба здоровых дельфина подплыли к правому боку нашей жертвы и помогли ей удержаться в нормальном положении. В дальнейшем они поддерживали своими телами дельфина в равновесии, чтобы дать ему возможность регулярно всплывать на поверхность, не опрокидываясь на бок.

Анализы, препарирования, вскрытия погибших животных показали нам, что мозг дельфина во многих отношениях может быть сравним с мозгом человека. Клетки его коры имеют ту же плотность, его извилины соответствуют извилинам человеческого мозга, его продолговатый мозг построен по той же модели и той же величины, что и продолговатый мозг человека.

Двое из наших сотрудников обнаружили, что дельфин чувствителен к звуковым частотам, доходящим до 140 килогерц. Это удивительно: ведь человек воспринимает звуки лишь до 20 килогерц! Наши сотрудники изучили звук, похожий на шум хлопающих дверей, который часто слышен в аквариуме. Этот шум — что-то вроде звукового радара, с помощью которого дельфины «видят» предметы, например, рыбу ночью или в мутной воде.

С другой стороны, дельфин превосходно воспринимает звуки, издаваемые человеком, даже самые высокие, тогда как мы воспринимаем многие крики дельфина только через трансформатор. Чтобы продолжать работу, мне надо было найти средство изучить мозг живых дельфинов.

Я обратился в Государственный институт исследования мозга без малейшего представления о том, что я могу там найти, я просто искал средство исследовать мозг дельфина без анестезии. Там мне предложили метод, простой и эффективный, применявшийся на обезьянах.

Обезьяну привязывают и легким ударом молотка в ее череп вводят короткую трубочку (нечто вроде иглы для подкожных инъекций). Игла проникает в полость черепа, но не в мозг. Затем через нее вводится крохотный, хорошо изолированный электрод и подводится к мозгу. Глубина проникновения электрода контролируется прибором, помещенным на наружном окончании направляющего устройства. Эта техника позволяет изучать мозговые реакции на различных глубинах, не заставляя страдать животное.

Я много месяцев занимался улучшением этой техники. Обезьяны скоро разочаровали меня своей медлительностью и явной неспособностью перешагнуть границу простых рефлексов: рыдания от боли, гневное ворчание, пронзительные крики, когда они голодны. Я вернулся к моим любимцам-дельфинам.

Продолжение читайте в следующей статье.

Автор: Джон Лилли, перевод с английского.