В то время, когда звери говорили…

Сколько сказок начинается этими словами. Уметь понимать животных — древняя мечта человека. И вот теперь наука позволяет нам заняться расшифровкой «языка» животных, которая будет, конечно, гораздо сложней, чем расшифровка критских надписей. Во время второй мировой войны рыб еще считали немыми, и поэтому экипажи подводных лодок приходили в смятение, когда звукоуловители «слышали» в воде массу разнообразных звуков, один страшней другого. Но если мы теперь и знаем, что карпы не более немы, чем обезьяны, и что дельфины — неисправимые «болтуны», мы еще не можем понять их «разговоры».

Большие успехи достигнуты при изучении звуков, издаваемых сухопутными животными. Послушаем соловья, поиграем с молодым шимпанзе. Регистр выразительных средств, употребляемых ими, обширен. Сколько нот, сколько резных тембров, сколько интонаций, а у обезьяны — какая богатая мимика и жестикуляция. Но эти животные, обладающие такой довольно богатой основой для языка, говорят ли они на самом деле?

Иногда удается расшифровать какие-то значения в движениях очень развитых животных, особенно у насекомых, живущих коммунами. Однако не следует думать, что животные могут мыслить абстрактно, как человек. Это результат развития и совершенствования разума, длившийся сотни тысяч лет.

Лучше всего пояснит пример с попугаем, который способен «говорить» на чисто человеческом языке. Разве он не употребляет наши собственные слова? Да, благодаря большой способности к имитации и особому строению языка попугай способен произносить слоги, очень похожие на те, которые произносим мы. Но за этими словами нет реального смысла, они не несут информации.

КАКОВ КОД ЖИВОТНЫХ?

Итак, нельзя сказать, что язык животных существует. Как же тогда они объясняются друг с другом? А как мы узнаем, что начинается обвал, например? Информацией может служить непосредственно вид лавины, которую мы заметили. Точно так же лесной пожар заставит нас бежать. Автомобиль, несущийся на нас, заставит нас отскочить в сторону. В этих случаях есть передача информации, но нет языка. Ведь нам нет необходимости пользоваться словами, чтобы воспринять сигнал опасности: вид лавины, пожара или автомобиля действует на нас прежде, чем мы успели мысленно произнести слова «лавина», «пожар», «автомобиль».

Между животными существует постоянное общение. Страх одного барана быстро передается всему стаду. Вид хищника, насыщающегося добычей, привлекает ему подобных. В этом случае, конечно, общение происходит не посредством языка. Тут мы имеем дело с передачей кодированной информации.

Не всегда мы еще знаем, как именно она передается. Вот сурок-часовой, сторожащий на возвышении, предупреждает находящихся поблизости сородичей о приближении человека особым свистом. Это, несомненно, кодирование, ибо такой же крик, определенной высоты и определенной звуковой структуры, может иметь совершенно другое значение у других животных.

Только этот специальный код не выработан искусственным путем, это код естественный, ключом которого все животные данного вида владеют от рождения. Это код инстинктивный. Утята с первого часа своей жизни умеют отвечать на крики — призывные или предупреждающие об опасности,— которые издает их мать, и никто их этому не обучает. Мать-утка с помощью разнообразных криков, которые она умеет издавать, имеет возможность передавать информационные сообщения. Но число их ограничено. Поскольку код этот инстинктивный, сугубо специфический, можно представить себе, как много трудностей мы встретим при его расшифровке.

На этой недели на страницах нашего научно-познавательного журнала будут публиковаться статьи посвященные изучения языка и чувств наших младших собратьев.

Автор: Ю. Богуславская.