Зоопсихология – как думают животные

Мы еще очень мало знаем о том, как думают животные. Изучение элементарной рассудочной деятельности их только начинается. Но в практике человек всегда рассчитывал на «разум» братьев наших меньших, и хоть этот интуитивный взгляд был не совсем научным, зато приносил свои плоды: некоторое взаимопонимание. Впрочем, и в науке он имеет свою историю. Точка зрения, что рассудок — приобретение, полезное для «общества» животных, укоренилась еще в прошлом веке. Тогда же возникло убеждение, что общественная организация — свойство, помогающее выжить.

По мнению ученого Петра Кропоткина, «общественная» жизнь дает животному преимущества для выживания и сохранения наибольшего числа потомков. И из всех приспособительных реакций, имеющихся у животных, только степень развития умственных способностей, согласно Кропоткину, может соперничать с общественными отношениями как могучая сила в борьбе за существование. Однако соперничества тут нет, так как это вещи взаимосвязанные.

Рассматривая значение общественных инстинктов, Чарльз Дарвин утверждал, что они были приобретены животными, а потом и человеком для блага вида. Возможный их источник Дарвин видел в отношении потомков к своим родителям. Естественный отбор, охраняя стремление детенышей находиться около своих родителей, мог выработать инстинкт, помогающий образованию сообщества у животных.

Группа же, по мнению ученого, имела преимущества в борьбе за существование, ее членам было легче избегать опасностей, чем существам, ведущим уединенный образ жизни.

Тут, раз мы заговорили о сообществах, нужно, прежде всего, определить, что это такое. Ведь сообщество — вовсе не всякое скопление животных.

Сообщество, иерархия, агрессия

Весной на отмелях можно видеть огромное скопление головастиков сразу многих видов лягушек. Собираются они там лишь потому, что эти участки водоемов лучше всего прогреваются Солнцем. Это скопление, конечно, не сообщество. Подобные группы известный этолог Эйбль-Эйбесфельдт называет агрегациями. О каких-то общественных отношениях, то есть о сообществе, можно говорить в случае, если существа, принадлежащие к одному виду, стремятся друг к другу.

Среди животных «общества» можно различить несколько категорий, и есть четкий критерий для такой классификации: узнавание. «Коллектив», в котором его члены не знают друг друга, называют анонимным сообществом. В такие группы объединяются, например, перелетные птицы, отправляясь в путешествие на зимние квартиры. Если в подобном объединении, к тому же не проявляют недоброжелательства по отношению к присоединившимся чужакам, его называют открытым анонимным сообществом.

Нужно оговориться, что в такой анонимной популяции могут попасться и группы «знакомых». Пример — колонии чаек, размножающихся на небольшой территории. Каждая пара знает друг друга, а после вылупления — и своих птенцов. И все же колония чаек в целом анонимна: к ней может присоединяться кто угодно, лишь бы эта особа была того же вида.

Существует и закрытое анонимное сообщество. В нем отдельные члены персонально не знакомы, но чужаку из другой колонии, посмей он приблизиться, дается дружный отпор. Хороший пример закрытого анонимного сообщества — стая диких крыс-пасюков. Эти звери узнают особь своей колонии по запаху. Если крысу потереть подстилкой, взятой из чужого гнезда, и пустить опять к своим, она тут же будет убита.

Более высокая ступенька в общественной организации животных — индивидуализированное сообщество. Его члены объединяются только на основании личного знакомства.

Классификация, о которой я рассказал, удобна тем, что помогает обнаружить мотивы, объединяющие животных в каждом случае. Так, сообщества индивидуально знакомых особей имеют иногда сложную иерархическую структуру, в установлении которой существенную роль играет агрессия.

В начале двадцатых годов прошлого века норвежский ученый Шельдеруп-Эббе нашел, что в сообществах кур существуют иерархические отношения. Он описал «порядок клевания», наблюдавшийся им у кур. Господствующая курица А клюет всех остальных, но никто не осмеливается в ответ клюнуть ее. Курица Б, занимающая менее высокое положение, клюет всех кур, кроме А. И так далее. Наконец, курицу, занимающую самую низкую ступень общественной лестницы, клюют остальные. Высокий ранг завоевывается не только силой, этому помогают и смелость, энергичность и даже уверенность в себе.

У галок, по словам знаменитого австрийского зоолога Конрада Лоренца, порядок в колонии поддерживается гораздо более добросовестно, чем у кур, собак или обезьян, однако особи, занимающие в колонии самое высокое положение, не проявляют агрессивности по отношению к птицам, стоящим много ниже их. Деспота постоянно раздражают лишь его непосредственные подчиненные, прежде всего «деспот номер два», претендент на трон.

Иерархические отношения в сообществах животных весьма распространены. Однако жесткость иерархии бывает очень разной, это зависит от степени агрессивности внутри вида.

Исследования, проведенные П. Лейхаузеном из Германии, показали сложную систему общественных отношений, складывающихся в стаях кошек. Основой их служит персональное «знакомство».

Кошачья группа — типичный пример сообщества с «относительной» иерархией. В нем исход агрессивных столкновений в значительной степени зависит от места и времени встреч, а не только от общественного положения противников.

Поэтому в подобном сообществе обычно бывает нелегко установить истинную картину иерархических отношений, сложившихся между его членами.

Абсолютную иерархию у кошек можно увидеть только в искусственно созданной перенаселенной колонии этих животных, содержащихся в изоляции. Но и в таких условиях ясно выраженные иерархические отношения поддерживаются только частью колонии. В изученных же Лейхаузеном свободно живущих сообществах кошек, принадлежащих фермерам, общественные отношения в большой степени связаны с территорией, на которой они обитают.

Каждая кошка имеет свои «владения». Прежде всего это «основной дом», — обычно комната или угол в комнате того дома, в котором кошка живет. Имеется, кроме того, ряд участков, соединенных путями и более или менее постоянно посещаемых кошками: места охоты, любви, драк и т. д. К ним обычно пролегает несколько тропинок. Участки территории, находящиеся между тропинками, редко посещаются кошками.

Пути, ведущие к местам общественного пользования, принадлежат всем особям группы. Однако в повседневной жизни кошки избегают встреч друг с другом на этих путях. Если кошка, пробираясь по «общественной» тропинке, заметит идущую по тому же пути другую кошку, она, стараясь остаться незамеченной, переждет за каким-нибудь укрытием, пока та не пройдет мимо. При внезапной встрече на пути одна из кошек обычно уступает дорогу другой. Иногда, правда, происходят и короткие драки, место боя притом остается за доминирующей особью.

Однако та далеко не всегда использует свое преимущество. Если кошка-пария первая заняла общий путь, кошка-доминант садится и выжидает до тех пор, пока дорога не будет свободной.

Территории охоты в этом «обществе» не поделены и, как правило, между охотницами не происходит агрессивных столкновений.

Почти не происходит драк и во время ночных сборищ кошек на особой территории, названной Лейхаузеном «территорией встреч». Самцы и самки собираются в этом месте, рассаживаются рядом и даже облизывают друг друга. Длятся эти сборища несколько часов. По мнению Лейхаузена, они не имеют непосредственного отношения к половому поведению. Биологическое значение таких «дружеских встреч» не ясно. Но несомненно, что они дружеские.

Существенную роль в установлении иерархических отношений играет генотипический фактор. У собак разных пород агрессия по отношению друг к другу проявляется в разной степени.

Как показали исследования Скотта и Павловского, в стае фокстерьеров, например, устанавливается весьма жесткая «лестница» и взрослые собаки этой породы не принимают к себе незнакомых. Совершенно иные отношения у спаниелей. В их группу легко может быть включен новичок.

Внутривидовая агрессия — филогенетически более древнее явление в поведении позвоночных животных, чем индивидуализированные союзы, которые встречаются только у некоторых видов костистых рыб, например цихлидовых, и широко распространены лишь среди птиц и млекопитающих. И в индивидуализированном сообществе агрессия не ведущий, а второстепенный, хотя и очень важный в животном мире фактор общественной организации. Она помогает не пускать к себе чужаков, насилием устанавливается и иерархическая «лестница». А это существенно влияет на микроэволюционные процессы внутри популяции.

Что такое рассудок?

Несравненно большее влияние на организацию общественных отношений, а тем самым и на эволюционные процессы, должны оказывать у позвоночных животных общественный инстинкт и элементарная рассудочная деятельность. Притом в высокоразвитом сообществе они находятся в тесном взаимодействии.

При высоком уровне рассудочной деятельности, но слабо развитом общественном начале стабильное сообщество между животными, хоть и индивидуально знающими друг друга, видимо, не образуется. А у «глупых» видов, пусть с хорошо выраженным общественным инстинктом, общественные отношения будут достаточно примитивными.

«Взаимопонимание» между членами такой группы регулируется в основном врожденным языком сигналов и индивидуально приобретенными формами поведения вроде запечатления. (Запечатление, как известно, это особый механизм памяти, включающийся в первые дни, даже часы жизни новорожденного. Тех существ, что окружают в это время младенца, он всю остальную жизнь будет считать «своими».)

Правда, ритуальный язык и естественные «украшения» у животного, подчеркивающие его выразительность, — например, яркая окраска — широко распространены среди всех классов позвоночных животных, но по-настоящему большую роль они играют лишь у животных с относительно примитивным мозгом. В «умных» группах врожденный язык сигналов служит побочным средством — главным для них становится взаимопонимание тех мотивов, которыми руководствуется каждый в своем поведении. То, что это так, доказывают хотя бы случаи, когда в содружестве объединяются представители разных видов. Ведь для подобного общества врожденные, специфичные у каждого вида сигналы едва ли могут служить удобным общим «языком». «Понимания» в нем можно достичь лишь, если каждый будет разбираться, чем руководствуются в своих действиях остальные.

Уникальное преимущество животного, владеющего рассудочной деятельностью, заключается в том, что оно может найти правильный выход в неожиданных ситуациях, обретая, таким образом, возможности для быстрого и широкого приспособления в постоянно меняющемся мире.

Наблюдения и экспериментальные исследования помогли определить понятие элементарной рассудочной деятельности животных. Вот это определение: выполнение животным в новой обстановке целесообразного поведенческого акта, осуществляемого на основе улавливания эмпирических законов окружающей среды, может рассматриваться как проявление рассудочной деятельности.

Удалось выделить и два критерия ее оценки. Один из них — способность животных к экстраполяции, прогнозированию. Экстраполяция направления движения — один из простейших случаев оперирования законами движения. Зоологами изучается, насколько способны животные разных видов предсказать направление движения куска пищи, который перемещают сначала на виду у животного, а затем скрывают из его поля зрения и продолжают передвигать за ширмой. Чтобы правильно решить задачу, животное должно преследовать приманку, не видя ее и только предполагая ее путь за укрытием, и обойти ширму в нужном направлении.

Этот опыт обнаружил, что среди млекопитающих животных лучше всего решают предложенные задачи лисицы и собаки. Несколько хуже развита способность к экстраполяции у кошек. Но представители всех этих трех видов — решают не только простой, но и усложненные варианты экстраполяционной задачи.

Кролики, крысы, мыши справляются с ней редко. Вороновые птицы (вороны, сороки, грачи) решают такую задачу несколько хуже, чем собаки и лисицы, но лучше, чем кошки. Куры, утки, хищные птицы (соколы, канюки, степные орлы) начинают решать задачу, требующую способности к экстраполяции, только после многократного предъявления. Правда, среди кур отдельные птицы после многих десятков попыток научились решать даже самые сложные ее варианты: для того, чтобы добыть корм, они должны были идти не вдоль ширмы, за которой скрылась приманка, а сначала пройти изогнутый коридор, который вынуждает животное передвигаться в направлении, противоположном тому, в котором движется корм.

При многократных повторениях опыта выявилась важная закономерность. Оказалось, что чем успешнее решается задача животным при первом ее предъявлении, тем существеннее уменьшается число правильных решений при последующих попытках. И наоборот, те звери и птицы, которые в первый раз не в состоянии найти правильное решение, после многих повторений постепенно ведут себя все правильнее и правильнее.

Другими словами, быстрое решение задачи, требующее максимального напряжения рассудка, легко приводит к срыву, медленное же обучение, как правило, не сопровождается никакими нарушениями. По-видимому, можно сказать, что решение задач, требующих напряжения рассудочной деятельности, трудно для животных.

Второй критерий оценки уровня элементарной рассудочной деятельности у высших позвоночных животных — это их способность к оперированию эмпирической мерностью (размерностью) фигур.

Проще говоря, животное должно понять, что объемная приманка может быть помещена только в объемную, но не в плоскую фигуру.

Опыты показали, что мартышковые обезьяны ищут приманку (персик), спрятанную за ширмой в шар, куб или пирамиду, как правило, в них, а не в плоских их подобиях. Была изучена способность к оперированию эмпирической мерностью и у двух дельфинов-афалин. В качестве объемной приманки использовали мяч. Оба дельфина выбрали объемные фигуры, в которые за ширмой помещали мяч, тридцать семь раз, а плоские — одиннадцать.

Такие животные, как собаки и волки, оказались не в состоянии без предварительного опыта определить, что кусок мяса можно запрятать лишь в трехмерную «тару». Эти опыты не только доказывают, что у животных существует разум, но и позволяют построить сравнительный ряд по степени развития этого свойства у разных классов позвоночных, сопоставляя его со степенью и особенностями развития мозга.

Разумнее быть добрым!

Рассудочная деятельность животных развилась первоначально, видимо, как частное приспособление, которое давало преимущества при неожиданных переменах в окружающей обстановке. Это был один из способов выжить. Нужно при этом понимать, что он принципиально ничем не отличался от других, которые тоже позволяли виду сохранять себя.

Однако одно отличие этот способ все же имеет, и оно оказалось уникальным: благодаря развитию рассудочной деятельности в сообществе могли устанавливаться самые многообразные взаимоотношения; это давало такому сообществу преимущества, ни с чем не сравнимые.

Сотрудничество, взаимопомощь существуют у животных с наиболее развитой рассудочной деятельностью. При этом отбору подвергаются не только отдельные особи, но и те сообщества, в которых благодаря целому комплексу общественных отношений выживало наибольшее количество потомков. Они имели наибольшие шансы к сохранению своего генотипа. А родственные сообщества, где имеется генотип, обеспечивающий альтруистические наклонности, будут находиться в биологически более выгодном положении, чем сообщества, членам которых такое поведение не присуще. В наиболее тривиальной форме «любовь к ближнему» проявляется у родителей по отношению к своим потомкам.

Так, — центральная «власть» сообщества павианов, состоящая из небольшой группы старых самцов, держит под своей опекой кормящих самок и их потомство. Остальные самки окружают эту группу кольцом, являясь первой линией обороны. Рождение каждого детеныша — событие для всей группы. Родившая мать постоянно окружена вниманием; младенца осматривают, пытаясь дотронуться до него. Интерес к младенцам проявляют не только самки, но и самцы. Они подходят к матерям, осматривают новорожденных, тихонько трогают их. Когда детеныши подрастают, между ними и самцами устанавливается самый тесный контакт.

Результатом такой «традиции» является то, что матери и младенцы оказываются практически неуязвимыми при нападении хищников.

Описано и много случаев, когда животные ставят себя в невыгодное, даже опасное положение, чтобы облегчить участь или спасти вовсе не только свое дитя.

Недавно я оказался свидетелем такой сцены, разыгравшейся во дворе вивария биологического факультета МГУ. В собачий питомник после опыта привели двухлетнего волка. Во дворе в это время бродили выпущенные из вольера две маленькие дворняжки — годовалые самцы-братья. Волк, сорвавшись с поводка, кинулся к одной из собак и начал ее душить. Вторая собачонка, вместо того чтобы убежать, бросилась на волка и вцепилась ему в ухо. Волк был почти в пять раз крупнее ее, но это ее нисколько не смутило, она продолжала нападать на зверя до тех пор, пока его не оттащили от жертвы.

Уже упоминавшимся мною П. Лейхаузеном описаны стабильные «братские» союзы между несколькими котами. Их «заключают» обычно коты, мало отличающиеся по силе и драчливости. Так как разница между соперниками невелика, то доминирующие животные в этих случаях не превращаются в деспотов. Они, несомненно, знают цену побед, одержанных ими в драках, поэтому между такими котами не происходит серьезных столкновений. Вначале отношения между ними напоминают нечто похожее на перемирие. Потом животные постепенно привыкают друг к другу, и между ними рождается дружба: оба кота постоянно «общаются» друг с другом, вместе ходят на охоту и нападают на чужих котов.

Братские союзы, устанавливающиеся между котами, видимо, имеют определенное биологическое значение. Они обеспечивают коллективный контроль нескольких самцов над определенной территорией. Любопытно, что каждому молодому коту приходится в жестоких драках завоевывать себе место в братском сообществе самцов данной территории. Зато потом это «братство» оказывает помощь компаньонам, попавшим в беду.

Сложные и во многом непонятные отношения устанавливаются в группах приматов. Это убедительно доказали наблюдения последних лет, в частности английского ученого Д. Крука над колониями мартышковых обезьян. Стало очевидно, что связи в обезьяньем мире гораздо сложнее, чем иерархические отношения, складывающиеся, на основе агрессии в группах животных, обладающих менее дифференцированным мозгом, чем мартышковые обезьяны. Можно со значительной долей уверенности полагать, что в сложных общественных отношениях, которые складываются в сообществах мартышковых обезьян, их высокоразвитая рассудочная деятельность должна играть существенную, а возможно, и ведущую роль.

Крук указывает, что доминирующее животное, лишенное «мудрости» в оценке сложившихся среди его «подданных» отношений, едва ли сможет удержать свое высокое ранговое положение. Зато старые самцы, умудренные жизненным опытом, несмотря на дряхлость, продолжают играть в жизни сообщества ведущую роль.

Наши предки по разуму?

Итак, степень развития рассудочной деятельности, умножая формы общественных отношений в сообществах животных, несомненно, помогает этим сообществам в их борьбе за существование.

Уровень рассудочности и совершенство организации группы, видимо, взаимно стимулируют друг друга. (Правда, нужно сказать, что, несмотря на несомненные преимущества, групповой образ жизни способствовал и закреплению некоторых несовершенств в организации нервной системы, уменьшалась необходимость в решении новых задач отдельными особями. Однако биологическую выгоду от каждого нового завоевания получали все принадлежащие к сообществу особи. Это ослабляло давление естественного отбора и сохраняло некоторое несовершенство высших отделов мозга, связанных с мышлением.)

Можно думать, что человек, наделенный уникальной рассудочной деятельностью и сложнейшими формами общественных отношений, в какой-то степени обязан ими тому пути, по которому шли его филогенетические предки. Но тогда можно думать, что не только человеку, но и животным присущи огромные потенциальные возможности мозга.

Вспомним опыты с размерностью фигур. Вряд ли, например, дельфинам-афалинам приходится оперировать ею. Ведь в среде, в которой они обитают, нет предметов. Однако мозг дельфина позволяет ему решать задачи, при которых приходится оперировать понятиями, прежде вовсе ему не известными.

Собаки же, наоборот, живут в окружении плоскостей и объемов — они едят из мисок, разгрызают кости и достают костный мозг, вылизывают консервные банки, но не понимают свойств плоских и объемных фигур.

Все это требует допущения, что эволюция мозга идет по двум путям. Первый — это путь приспособления животных к тем условиям, в которых им приходится существовать, к постоянным раздражителям внешнего мира.

Второй путь — общее усложнение мозговой организации. Оно обеспечивает «запасы» для приспособления организма ко всяким изменениям, которые могут произойти.

К раздражителям, которые можно как-то связать — в пространстве или во времени, — с немногочисленными сигналами среды, вызывающими инстинктивный отклик, животный мир приспосабливается при помощи условных рефлексов. Но как ни велико их значение как универсального приспособления, они «срабатывают» не всегда наилучшим образом. Ведь условно рефлекторной реакции нужно обучаться. А всякое обучение, как правило, чревато ошибками, многие из которых могут оказаться фатальными.

Есть, правда, путь, спасающий популяцию от ошибок при обучении ее членов. Это — многоплодье. Ведь если рыба откладывает десятки тысяч икринок, то ее потомки имеют «биологическое право» делать огромное число фатальных ошибок: чтобы обеспечить численное равновесие вида, вполне хватит только двух потомков каждой пары родителей.

Но далеко не все животные дают большое потомство. И вот у видов, где число потомков так мало, что они не могут позволить себе роскошь ошибаться, — а к ним относились и наши далекие предки, — должен был в процессе эволюции развиться такой мозг, который обеспечивал бы безошибочное поведение. Для этого ему надо было приобрести удивительную способность улавливать поставляемые чувствами закономерности окружающего мира.

Автор: Л. Крушинский.